Выход Виталия Лазаренко

Незабываемое лето 1941 года. В начале июня «Дом Островского» — Малый театр — приехал на гастроли в Донбасс. В областном центре — большой праздник.

Я в прохладной комнате новой тогда гостиницы «Донбасс», беру интервью у Игоря Владимировича Ильинского. Знаменитый артист выглядит молодо, он полон энергии и нескрываемой радости, что приехал в шахтерский "рай". Он хорошо знает Донбасс и его людей, любит эту романтическую землю, где бывал на гастролях как чтец.

Ильинский похож на спортсмена в своей белой рубашке с короткими рукавами. Мудро поблескивают глаза за очками.

Интервью протекает интересно, весело, искренне. О своей работе в театре и кино, о новых творческих замыслах Игорь Владимирович говорит неторопливо, раздумчиво, с той образностью, которая отличает ход мысли и строй речи замечательного художника. Артист, посмеиваясь, говорит, что ему теперь, перед выходом на сцену, нужно преодолеть у зрителя впечатление, созданное нашумевшим в те годы Бываловым из фильма «Волга-Волга».

— Выход актера, особенно комического плана, — акт чрезвычайной важности, — говорил он. — От этой самой первой встречи со зрителями во многом зависит его дальнейшая игра, его контакт со зрителями в течение всего длинного вечера. Ведь для артиста вечер на сцене всегда кажется длинным, нескончаемым... Разделяя свою работу на части, я всегда особенно думаю о выходе, волнуюсь перед выходом.

Народный артист Союза ССР, выдающийся мастер советского искусства Игорь Владимирович Ильинский, создавший и в кино и в театре запомнившиеся образы сатирического и комедийного плана, очень точно определил первый выход актера как акт чрезвычайной важности. И в этой статье мне хочется поделиться мыслями о выходе клоуна, ибо то, что сказал Игорь Владимирович Ильинский о выходе актера-комика, можно по справедливости отнести и к коверному.

Выход клоуна на арену — это, пожалуй, самый волнующий момент циркового представления. Ведь никого так не ждут зрители, как клоуна. Он — душа представления, весельчак, умница, добрый малый, лукавый пройдоха, друг детей, враг дураков, человек, не унывающий в самых сложных обстоятельствах.

Его ждут... Ждут с искренним волнением. Как он выйдет? Как появится на арене? Что сразу скажет? Как прозвучит его первая реплика? Что она вызовет: смех? аплодисменты? равнодушие? разочарование? А может быть, он ничего не скажет, а выйдет молча, приподнимет шляпу или кепку и так подмигнет публике, что цирк грохнет от аплодисментов.

Выход коверного и вообще клоуна — это искусство. Это — представление, это — разработанный по сценарию спектакль, это — визитная карточка, выход клоуна — это пролог индивидуального актера, а котором сконцентрировано его образное кредо.

Вспомним, как тщательно разрабатывали свои выходы основоположники русской клоунады Анатолий и Владимир Дуровы, как обдумывал свою первую встречу со зрителем такой клоун, как Виталий Лазаренко, как много лет искал своей формы выхода к публике Карандаш, как отшлифовывает первый жест, первую реплику и в прямом смысле слова первый шаг Олег Попов, стремясь к собственной интонации уже с момента появления на манеже.

Так как же должен выйти клоун на арену? Так, чтобы сразу весь цирк принял его шумным приветствием? А может быть, появиться тихо и незаметно? Может быть, просто, буднично, без внешних эффектов? Или неуклюже, зацепившись за носки своих больших и уродливых ботинок? А может быть, сопровождаемый бравурной мелодией, должен выйти быстро, стремительно...

Приемов и форм множество, главное заключается в том, чтобы выход клоуна на арену отвечал его образу, игре, поведению, поступкам на манеже. Я убежден, что каждый клоун должен "спотыкаться" по-своему, я имею в виду, образно говоря, манеру исполнения трюков.

Виталий Лазаренко появлялся на арене шумно, темпераментно, бурно, он прыгал через униформистов, случайно как будто зазевавшихся у выхода. И каждая реплика, эпиграмма, реприза, четверостишие были органически связаны с его амплуа, с его образом "шута и прыгуна".

Молодым журналистом я пришел к Виталию Лазаренко — маститому актеру — во время его гастролей в Донбассе. Я принес ему кипу местных газет, которые он, со свойственной ему острой хваткой, быстро просматривал, ища материал для репризы или шутки. Узнав, что я пишу стихи, Виталий Лазаренко показал свое приветствие родному Донбассу. Мы тут же в артистической уборной написали вместе четыре строчки: две первых — я, две вторых — Виталий Лазаренко:

«Мой цирк, мой дом, моя квартира,
С арены вижу всю страну,
И лозунг наш — добиться мира,
Перескочив через войну».

Эти строки вплетались а трюк. Они звучали как прелюдия к началу его выступления но манеже. Они приобретали одновременно и общественное и интимное звучание. Цирк был его домом — это правда, и страна наша всегда боролась и борется за дело мира — это тоже святая правда. И когда выкатывали на арену колесо с подшипниковыми шариками, Виталий Лазаренко крутился в нем по арене. Он стоял в колесе, и цирк внимал звонким озорным стихам:

«Буржуи злятся за границей,
Печаль прорезала их лбы,
Наш шарик вертится, кружится,
У них же шарики слабы...»

Во всем этом, начиная с появления на арене, ощущалось индивидуальность актера, его оригинальное дарование, его неповторимый облик.

Обязательно ли повторять выход Виталия Лазаренко? Что вы! Эпигонство, подражание никогда не считались подлинным искусством. Копировать — дает одно из определений профессор С. И. Ожегов в Словаре русского языка — значит передразнивать кого-нибудь. Это, по-моему, обращено в полной мере к искусству и литературе.

Обязательно ли выйти на арену гогочущим, орущим, задавленным собственным смехом? Рассказывают, что когда-то фотограф, снимавший прославленного клоуна, спросил, каким тот хочет выглядеть не портрете. И услышал ответ, поразивший фотографа. Клоун сказал:

— Каким угодно, только не смеющимся...

Мне, например, нравится, когда клоун появляется на арене незаметно. Более двадцати лет я дружу с народным артистом Латвийской ССР клоуном Антонио. Я очень хорошо помню его работу сразу же после войны. Клоун искал себя. Это очень трудно. Он работал с заслуженным артистом Латвийской ССР знаменитым «белым» Роландом (К. Плучсом). Они обсуждали множество вариантов, в некоторых беседах принимал участие и автор этих строк. Мы были молоды и по-молодому дерзко экспериментировали. И все-таки Антонио отказался от фанфар, торжественного выхода, помпезности. Таков он и сегодня. Уже после завязки события на арене ведущий объявляет: «Весь вечер но манеже — народный артист Латвийской республики Антонио со своими партнерами». Он остался верен этому выходу — скромному, деловитому, лишенному крикливости. Это отвечает всей его манере, это его внешний, а главное — внутренний рисунок.

А возможно, для выхода клоуна нужен фон? вспомним, как появляется в своих картинах Чарли Чаплин? Всегда в шумном городе, среди машин, небоскребов, праздной толпы и озабоченных людей, рядом с каменно-суровым полицейским возникает фигурка маленького человека, запуганного, забитого суетой и холодом большого американского города. Фон как бы подчеркивает одиночество Чаплина.

К фону всегда прибегает такой мастер клоунады, как Акрам Юсупов. Он всегда или почти всегда появляется на арене, когда его партнеры уже работают. Коверный неодинок. Он среди доброжелательных, смелых людей, которые рады его приходу. Происходит оживленная пауза в работе актеров, но живые звуки, живая атмосфера смеха захватывает зрителей. В этой органической связи клоуна с общим фоном арены возникает портрет артиста — доброго, смешного балагура, весельчака, который принес зрителям радость.

Талант можно обнаружить по одному-единственному проявлению. Иногда о степени мастерства и дарования клоуна можно судить по его первому появлению ка арене. Я видел Леонида Енгибарова, когда у него еще не было сегодняшней славы, а главное — опыта, которым он сегодня обладает. Но по его выходу на арену, по тому, как он держал себя, уже чувствовалась самобытность артиста.

Талант и самостоятельность можно увидеть по первой реплике. Знаменитый буффонадный клоун, рыжий Эйжен (Пиллат), многолетний партнер Роланда, появлялся на арене с самыми обычными, прозаическими, совсем не смешными словами:

— А вот и я...

Он не дурачился при этом, не цеплялся за ковер, не падал. Он широко улыбался и говорил очень интимно, дружески, как говорят близкие люди друг другу: А вот и я...

Я видел и слышал Эйжена подростком, и в памяти осталась добродушная физиономия и вся расцвеченная внутренним юмором реплика человека, которого ждут: А вот и я... И в зале все смеялись, от души, искренне...

Надо и современным клоунам искать такую реплику, которая сразу связывает артиста с публикой, манеж — со всем цирком. Время рождает новую лексику, в которой дыхание и ритм эпохи, оптимизм молодости. Нужно уметь выделить в этой лексике фразу, близкую для себя, емкую по форме и содержанию, не чуждую цирковому манежу, окрашенную юмором. Не хочу обижать друзей-клоунов, но — увы! — редко звучит такая яркая и запоминающаяся реплика-приветствие при выходе, реплика-поклон, реплика-встреча.

Иногда клоун не нуждается в том, чтобы его представляли публике. Так было с Бонжорно. Оркестр начинал незатейливую мелодию «Чижик-пыжик, где ты был...» — и появлялся Бонжорно со своей дудочкой, продолжая играть «чижикам. Начиналось старое, но всегда прекрасное под руками таланте антре: «Здесь играть нельзя...». Никакой раскачки, никакого промедления, никаких пустот, тех самых, когда артист не знает, что ему делать, чем заняться.

Выход клоуна, особенно коверного, иногда возникает на конфликтной основе. В конфликте участвует и ведущий, и униформисты, и даже публика, то есть происходит столкновение, при котором проявляется характер клоуна. Этот прием, к сожалению, забыт, ибо он кроме большого мастерства требует и яркого словесного материала. Выход клоуна может быть и сюжетным, связанным с общей программой или каким-либо аттракционом.

В сезоне этого года в Рижском цирке выступал Олег Сокол со своим аттракционом. Артист держал себя на арене естественно, домашне, без всякой скованности. Он — повелитель техники, ему открыты ее сложные тайны, и он просто, доверительно показывает технические чудеса публике. Тут актеру крайне необходим клоун. А подыгрывал Олегу Соколу коверный со стандартным набором заурядных падений и скольжений, пустопорожних ужимок. Уберите аппаратуру — и стандарт этот окажется обычным стандартом коверного, никак не связанным с данным аттракционом. Выход клоуна, вся его игра в этом случае должна выражать одно чувство — удивление. Детский восторг, непосредственность, восхищение, загадочное выражение лица, которое бы и мимически говорило: «Да как же это?» — вот те задушевные краски, которые, на мой взгляд, нужны клоуну в таких обстоятельствах. И выход его должен быть соткан из этого: «Куда я попел?.. Что здесь происходит?..»

Я говорил с Олегом Соколом, и молодой артист согласился со мной, искренне сожалел, что именно такого клоуна нет рядом.

Возможно, в наш бурный век стремительных преобразований не всегда стоит придерживаться одной и той же формы выходе, одного и того же приема. Пестра и разнохарактерна география мира, его обычаи, его нравы, его пейзажи, но здесь уже дело самостоятельного мышления, комического таланта, его идейно-художественной зрелости.

Выход клоуна обязан вписываться в тон программы, учитывать множество аспектов — национальный колорит и национальный орнамент коллектива, в составе которого клоун выступает. Речь идет не только о внешнем рисунке, но и о разработке интермедий, реприз, антре, миниатюр, почерпнутых из фольклора, из прошлой и современной культуры народа.

Сейчас во многих коллективах коверные выступают группами: по три, четыре человека. Это требует еще более рельефной отточенности индивидуальных качеств каждого. Но не все они ищут новых форм выхода и часто повторяют давно пройденное. Некоторые выбегают на арену в манере прыгунов с подкидными досками или наездников — шумно, ватажно. Но если громкая удаль прыгунов и наездников оправдывается самим характером номера, его темпераментной, спортивно-акробатической окраской, то клоуны должны искать более тонкие психологические подходы к зрителю. В группе каждый клоун подобен реке, стекающей к одному морю — арене.

Однако река — сдержанная, другая — говорливая, третья — бурная. Тогда и выход клоунов получает уже и смысловую и идейно-эстетическую нагрузку. Крик на арене но должен быть подобен грохоту барабана, упавшего в тот самый момент, когда а оркестре солирует скрипка.

Такие мастера, как Юрий Никулин и Михаил Шуйдин, показали, что у каждого из них есть и свой выход и свой клоунский почерк. Зритель уже не ошибается, если на арену без объявлений выйдут Геннадий Маковский и Геннадий Ротман — у каждого свой облик при взаимном творческом контакте.

Такой индивидуальный образ надо рисовать в каждом дуэте, в каждой группе клоунов. Это трудно, но кто сказал, что легко быть клоуном?

Иногда задают вопрос: обязательно ли выход клоуна должен вызывать смех? Я знаю многих мастеров арены, которые с первого же появления вызывают улыбку. Происходит что-то такое, чего еще не видел зритель, не знал, а вот этот человек на манеже открыл какую-то грань жизни. Не обязателен громкий смех, пусть тихий, но смех, давший пищу уму и чувствам. Ведь характер и образ клоуна начинает вырисовываться с момента, когда он появляется на арене, с того, что и как он при этом говорит.

Клоун владеет многими жанрами циркового и театрального искусства. Его выход на арену требует и выдумки, и новизны, и яркости, и броской молнии уме, и жаркой искры чувств.

Выход клоуна на арену — праздник. Праздник, который должен запомниться.

Рига

оставить комментарий