Ветер с кубы

Карлос Оливарес Санчес, Чрезвычайный и полномочный посол республики Куба в СССР

Мне доставляет большое удовольствие рассказать читателям журнала «Советский цирк» о тех чувствах радости и удовлетворения, которые я испытывал на представлении «Карнавал на Кубе». Уже раньше, во время многочисленных митингов и вечеров дружбы я имел возможность убедиться в огромных симпатиях советских людей к кубинскому народу, в солидарности советского народа с Кубой. И я был глубоко взволнован, увидев, что эти симпатии к нашей стране нашли свое выражение также и в советском цирковом искусстве.

За время пребывания в Советском Союзе я впервые был на цирковом представлении. Интермедии пантомимы «Карнавал на Кубе» безусловно отражают различные моменты борьбы кубинского народа за свободу и независимость своей Родины. В спектакле удалось показать, что в этой борьбе народ и армия составляют единое целое.

Я никогда не думал, что такое специфическое искусство, как цирковое, может так ярко отразить борьбу народа за свободу. Это лишний раз доказывает богатство содержания советского циркового искусства, любимого народом и находящегося на службе у народа.

Большое впечатление оставляет водяная пантомима, особенно когда на арену цирка прорывается мощный поток, смывающий жалких авантюристов; прекрасно исполнение акробатического этюда на успокоившейся глади воды; хорошо поставлены и исполнены кубинские танцы. Спектакль является триумфом советского циркового искусства.

Цирк — древнейший вид искусства, которое всегда остается молодым. Но советский цирк особенно молод. Он полон сил, творческого вдохновения. На спектакле «Карнавал на Кубе» я испытал истинное наслаждение, на меня повеяло ветром с Кубы.

В недавние, тяжелые для всего мира дни кубинского кризиса, когда человечество было поистине на грани термоядерной войны, я спросил двух своих старших друзей, что они сделали бы, если бы... «началось»?

—А почему ты спрашиваешь? — с некоторой недоверчивостью ко мне
ответил Борис Равенских. — Потянуло бы туда, на Кубу... А что?

Я улыбнулся, глядя на постановщика спектакля «День рождения Терезы», но автор пьесы Георгий Мдивани воспринял мою улыбку, кажется, по-своему.

—Ты, пожалуйста, не улыбайся! И вообще, сделаем все, что скажет партия.

Я, как и все мы, конечно, не беспокоюсь за чувство долга и честь наших людей. Как сказано в одной пьесе, поставленной в театре имени А. С. Пушкина: все мы приписаны к одному военкомату.

—Если бы началось то, — сказал мне несколько позднее постановщик
пантомимы «Карнавал на Кубе» режиссер М. Местечкин, — чего, конечно, никто из нас не желал...

И он рассказал мне, как некогда Вс. Мейерхольд поручил ему, участнику спектакля «Зори» по Верхарну, наскоро выучить несколько строк «прерывающих» спектакль. Это были строки... о взятии Перекопа.

—А тут... Думаю, у нас было, что сказать зрителям...

Советский Союз занял в дни кубинского кризиса самую смелую и мудрую позицию, продиктованную очевидным для всех народов стремлением сохранить мир, вдохновленную высшим сознанием долга в отношении человечества. И недаром со всех концов света именно в Кремль понесся поток выражений сердечных чувств благодарности за сохранение мира на земле.

Мы обладаем самым сильным на свете боевым оружием; доблесть наша испытана во многих битвах. Но сильнейшее наше оружие — наша правда, наш коммунистический интернационализм, наша доброта. Советский Союз благословляют и американские отцы и матери, которые пестуют своих детей; благословляют за то, что мы не поддались на провокацию международных авантюристов, ответили на истерику слабонервных атомщиков — спокойствием «и мудростью.

Блестяще показала себя в те дни и наша художественная интеллигенция. В США вопили о блокаде, проводили мобилизацию, готовили бомбы и ракеты, а мастера нашего искусства играли спектакли «День рождения Терезы» и «Мальчишки из Гаваны», в кинотеатрах демонстрировались фильмы «Пылающий остров», «Вива, Куба!»; «Правда» печатала стихи и очерки о Кубе, в кинотеатре «Россия» зрители смотрели фильм «Разгром интервентов на Кубе» о событиях в Плайя-Хироне.

Московский цирк именно в эти дни показывал премьеру пантомимы «Карнавал на Кубе», и один из первых откликов прессы на представление вышел с постскриптумом: «Когда эта рецензия была подготовлена к печати, радио принесло тревожную весть о разбойничьих действиях американских империалистов. Военная блокада Кубы, начатая ими, вызывает гнев и возмущение каждого советского человека. И в том спектакле, о котором мы только что рассказали, как а капле воды, отразилось единство наших народов, дух нашей солидарности и сплочения».

В дни первых представлений пантомимы «Карнавал на Кубе» я наблюдал, как кубинцы, находящиеся в Москве и пришедшие на представление, беседовали с артистами, поздравляли постановщика и исполнителей. У Мухтарбека Кантемирова, исполнителя роли лейтенанта народной армии Рамона, был в руках автомат. Кто-то прикоснулся к оружию и с удивлением сказал:

—Смотрите, он просто деревянный! А когда я сидел в партере мне
казалось...

Благородное, красивое лицо молодого атлета — наездника Кантемирова озарилось улыбкой:

—Будьте уверены, — сказал он дружески. — Если понадобится — все
участники спектакля могут сменить деревянные автоматы на настоящие.

Я бы сказал, очень веский юмор.

Жанр пантомимы в спектакле «Карнавал на Кубе» проявил себя в такой яркости и многообразии всех его красок, что он воистину начинает «звучать».

В цирке, очевидно, можно поставить пьесу со многими перипетиями, так сказать, с развернутым драматическим сюжетом. Ставился же в цирке «Царь Эдип»!

И все же это будет драматический спектакль, использующий масштабность и иные возможности цирка, но от самого цирка, как яркого представления с его калейдоскопом красочных впечатлений, тут неизбежно придется отказаться.

Режиссер М. Местечкин и авторы сценария пантомимы — Л. Кулиджанов, тот же М. Местечкин и Ю. Никулин — точно почувствовали, какое место должно занимать в цирковом спектакле сюжетное начало.

Убийство батистовскими бандитами народного учителя Хуана. Розыски маскирующихся бандитов. Рыбак Пипо — артист Ю. Никулин, — проникающий в ущелье, где бандиты скрываются, взрывающий скалы, которые преграждают путь горной реке или озеру. В бурных потоках гибнут враги свободного народа... Развивая, разветвляя этот сюжет, создавая всевозможные повороты драматического действия, перевес то одной, то другой из борющихся сил, можно было создать спектакль-пьесу. Но авторы сценария и постановщик ощущали, что тогда возникнет законный вопрос: «а где же цирк?».

В представлении очень рельефно прочерчены только основные звенья сюжета.

Вы — зритель — участвуете в веселом, исполненном радости и жизнелюбия карнавале (последний карнавал на Кубе действительно был совсем недавно, в 1962 году). Вы переживаете и попытку бандитов омрачить карнавал и жаждете отмщения. Вы ликуете вместе с героями, когда возмездие настигает врагов и карнавал продолжается. Замечу, в частности, что постановщик и сценаристы очень точно выбирают место, когда должны возникнуть драматические ноты — карнавал уже расцветает во всей своей пышности (кажется, вот-вот и конец первого отделения), но... тут-то и падает жертвой скрывшегося под карнавальной маской врага народный учитель Хуан...

Режиссер-постановщик стремился к естественности в выражении содержания, к достоверности. И он этого достиг.

Разумеется, дело не в том, чтобы сблизить исполнение цирковых актеров с той «достоверной» игрой на шепоточке и «едва заметных» деталях, которые мы за последние годы с лишком хватили в театре и которые, по-видимому, начинают надоедать даже самим режиссерам, еще совсем недавно объявлявшим подобную достоверность «программной». Речь идет о благородной простоте в искусстве, о целеустремленной борьбе с той нагловатой нарочитостью, которая еще недавно считалась закономерной на арене: дескать, пришли вы в цирк, а не во МХАТ, терпите...

А время идет вперед и делает зрителей тоньше, чутче, понятливей. Чтобы постоянно ощущать это нужны талант и вкус. Чтобы вести борьбу против старого, давно наигранного «циркового» шаблона — нужны упорство, способность воспитывать коллектив актеров. И тут упорство, напористость, вкус, чувство современности постановщика оказались очень кстати. К тому же он занял в пантомиме преимущественно молодых актеров, молодой коллектив и достиг вместе с ними многого, открыл молодым добрую дорогу в будущее.

Я спрашиваю у исполнительницы роли Кончиты — Гитаны Леонтенко, что она переживала в памятные для всех нас дни кубинского кризиса,

—Естественно, когда мы узнали, что американские корабли блокировали Кубу, то мы испытывали гнев, возмущение, как все, но сказать так — значит сказать слишком «вообще». Если говорить о себе, то в чем-то видимом это, может быть, никак не проявилось. Я чувствовала только, по-моему, еще большую собранность, если хотите по-спортивному или по-военному — мобилизованность... А внешне…

—Но это же очень важно! У вас, артистки, возникло чувство уверенности от того, что делала в эту пору страна, народ...

—Да... Это правда. Мы все как-то внутренне собрались. Когда еще готовили пантомиму, казалось, что это будет прежде всего карнавал, а враги новой Кубы как действующие лица будут в представлении постольку, поскольку они еще существуют. Но когда пришла весть, что нашим
друзьям на Кубе грозит прямая опасность, мы как-то по-особому почувствовали драматическую линию пантомимы, исполнители еще глубже
оценили, в каком представлении они участвуют, хотя веселье, карнавал,
как вы видели, по-прежнему остались...

Это уже разговор не только о жанре представления, но и о стиле, о том, как жизнь определяет и жанр и стиль, если художник их чувствует.

Я, признаться, не имел в виду набрести на тему о жанре представления в беседе с артисткой, но это точное и осознанное ощущение жанра главной исполнительницей — несомненная заслуга и постановщика и самой исполнительницы.

М. Кантемиров — заслуженный артист Северо-Осетинской АССР — рассказал мне, что постановщику спектакля М. Местечкину, ему, как исполнителю роли Рамона — лейтенанта народной армии, и Г. Леонтенко, играющей девушку с табачной фабрики, возлюбленную Рамона, всем троим кажется, что линию взаимоотношений Рамона и Кончиты в спектакле можно и нужно было бы усилить, что для этого есть особые для циркового искусства средства, возможности.

М. Кантемиров и Г. Леонтенко — наездники. Разве нельзя создать и ввести в представление «дуэт» наездников или, как совсем по-балетному выражаются мои собеседники, «па-де-де»?

Я спрашиваю Гитану Леонтенко о новом задуманном номере.

—Сюжет па-де-де вам уже ясен? Попросту говоря, это будет — любовь?

И тут же артистка поправляет:

—Разве это не будет выражать одновременно — мир, счастье людей, их душу, характеры?..

Да, конечно же будет!

Удачны в пантомиме кадры, снятые И. Гутманом для полиэкранов и очень уместны стихи о кубинской революции, которые читает с экрана автор — Евгений Евтушенко.

Интересно и своеобразно оформление художника Л. Окуня, темпераментно, оригинально поставлены танцы балетмейстером П. Гродницким.

Едва ли не все исполнители номеров заслуживают особого рассказа о них, чего, к сожалению, не сделаешь в одной статье. Да это и не входит в мою задачу. Однако хочется особо отметить Валентину Суркову. Воздушная гимнастка подготовила совсем новый номер: она показывает великолепные гимнастические фигуры на свободно спускающемся из-под купола цирка канате. Отточенность и изящество исполнения этих фигур свидетельствуют о высоком мастерстве артистки, ее ярком таланте.

Слышал я, как просто, но очень лестно для создателей и участников представления выразил одной фразой свои впечатления от пантомимы кубинец в форме майора народной армии: «Я пробыл 3 часа на Кубе». Это был, как мне сказали позже, герой кубинской революции Кресенсио Перес.

«Карнавал на Кубе» посещают многочисленные иностранные гости Москвы, дипломаты. Запомнилось: седьмого ноября, после праздничного представления, молодой негр, уже выйдя из цирка и спускаясь по широким ступеням к стоянке такси, продолжал напевать только что слышанный кубинский марш «26 июля».

Московский цирк создал представление близкое чувствам современника, одухотворяющее идеями интернационализма, дружбы народов, борьбы за мир во всем мире.