Заметки о трех цирковых спектаклях

Очерк Юрия Олеши «В цирке» сначала мне вспомнился в Казани. Потом в Куйбышеве. Потом в Туле.

Вернувшись в Москву, я еще раз перечитал строки, написанные сорок с лишним лет назад: Лошади уже не гордость цирка. Прежде так и считалось: идти в цирк смотреть лошадей.

Знаменит Вильям Труцци!

Это последний кавалер. Это последний красавец цирка. В последний раз становятся на дыбы двадцать лошадей разом, в последний раз лошадь преклоняет перед директорской ложей колени, в кружевной полумаске, в испанском кокошнике, нежная, как антилопа... В последний раз едет кавалер на двух лошадях одновременно, в последний раз вращается кавалькада, звенят кастаньеты, снимает кавалер цилиндр, на шелке которого штопором бежит блеск.

Под конец представления кавалер Труцци появляется в ложе. Он смотрит номер с автомобилями — гонки автомобилей в воздухе.

Но черт возьми,нельзя же дрессировать автомобили!»

Мне кажется, эти строки напитаны тихой грустью. Хотя Олеша любил технику. Радовался тому, что «в фантастическом мире техники» человек «отнимает ее тайны и заставляет ее служить себе. Он укрощает се, и она все меньше рычит и все больше мурлычет у него в руках, -как прирученный барсенок на площадке молодняка в зоосаде».

Техника, сначала вселившаяся в цирк на правах углового жильца, теперь чувствует себя в нем ответственным квартиросъемщиком. Даже медведи ездят по манежу на велосипедах и мотоциклах. Даже Кио, исчезающий посреди арены, появляется вновь из-за форганга на сверкающей «Волге».

Вторжение техники оправдано и неизбежно. Без техники сегодняшний цирк не был бы цирком XX века. И все-таки немножко грустно. Грустно потому, что ни в одной из трех программ, которые одна за другой я смотрел в Казани, Куйбышеве и Туле, не было конюшен. Юрию Олеше повезло больше. Юрий Олеша видел Труцци.

Я отнюдь не призываю к старому, когда идти в цирк значило смотреть лошадей. Но цирк совсем без лошадей это тоже не цирк. Мы привыкли к автомобилям, реактивным лайнерам и даже межконтинентальным ракетам, которые каждый год видим на ноябрьских парадах. Лошадь для сегодняшних городских мальчишек гораздо больше* диковинка, чем, скажем, новая «Волга» или «ТУ-154». Лошадь в цирке — украшение программы. К сожалению, с каждым годом это украшение появляется все реже и реже. И это особенно чувствуешь, когда подряд смотришь три разных спектакля в трех разных горо-дах.

Лошадь на манеже стала даже большим дефицитом, чем львы, тигры или
медведи. В Казани, демонстрируя сложные трюки, выступал со смешанной группой львов и львиц Борис Денисов. В Куйбышеве показывали свое разношерстное рычащее хозяйство Вальтер и Марица Запашные. Делали они это, как всегда, легко и непринужденно, даже чуть-чуть иронично, и зал, включаясь в этакую беззаботную на первый взгляд игру, совершенно забывал о том риске, которому ежесекундно подвергают себя дрессировщики. Впрочем, и о Запашных и о Денисове в свое время писали много и подробно, и поэтому, наверное, есть смысл больше поговорить об аттракционе восемнадцатилетнего Юрия Дурова, который гастролировал в Туле.

Фамилия, без малого сто лет не сходящая с цирковых афиш, ко многому обязывает. И, признаться, не без робости ждешь выхода молодого дрессировщика, боясь потерять то очарование, которое связано с именами Дуровых. Но вот он выезжает на манеж в коляске, запряженной тройкой пони. В серебристом дуровском костюме с традиционным жабо. Рядом с ним гепард. Сзади красивые цветастые попугаи. Читает вступительный монолог. Легко и непринужденно начинает работать. И сразу становится ясно, что слова монолога, где он говорит о том, что, приняв славную эстафету, постарается не отставать по мере сил, являются для него не пустой декларацией, а программой действий.

Публика уже приняла его. Публика хохочет над слоненком Лили, который отрицательно качает головой, когда ему предлагают покинуть арену, и выражает желание пуститься в пляс. Восторженно аплодирует жокеям-мартышкам, гарцующим на Лони. Наивно недоумевает, когда слону-математику, имеющему в своем распоряжении лишь восемь счетных палочек, предлагают показать, сколько будет трижды три.

Да, это все тот же светлый, радостный дуровский аттракцион. Когда звери работают с удовольствием. Когда клетка не отгораживает их от зрителей. Слон делает стойку на передних ногах. Голуби сами влетают в сумку после каждого выстрела охотника. Морской лев держит на носу палку с мячом, а потом выбрасывает подставку и снова ловит мяч. И в заключение опять-таки совсем по-дуровски Юрий на слоне покидает арену.

Наверное, найдутся желающие возразить: мол, что же тут нового? То, что сегодня демонстрирует Юрий Дуров, вчера показывал его отец, а позавчера— дед. Ну что ж, бояться этого нечего. Нужно только радоваться. Как радовались бы мы, если б снова увидели знаменитую дуровскую железную дорогу. Номера знаменитых дрессировщиков стали цирковой классикой. А классика, как известно,’ не умирает. Тем более что каждый год в цирк впервые приходят новые и новые поколения зрителей, которые о выступлениях старших Дуровых могут узнать только из книг.

Кстати, сам Юрий тоже подготовил несколько новых номеров. Морской лез Лотос поднимается и спускается по лесенке, неся поднос с зажженными свечами, ловит мяч с подкидной доски и, кажется, единственный среди своих сородичей, жонглирует двумя воздушными шарами. Есть у дрессировщика задумка заново сделать и «Сон охотника»: чтобы в нем появлялись не только голуби, но и такие обитатели русского леса, как олень, лиса, медведь, кабан.

И все же имя Дурова значит слишком много для советского цирка. Поэтому хотелось бы видеть в аттракционе больше животных, чем сейчас. Услышать новые остроумные репризы, памятуя о том, что комические сценки принесли старшим Дуровым не меньшую славу, чем их дрессированные питомцы. Разумеется, кроме желания Дурова здесь нужна и готовность Союзгосцирка оказать необходимую помощь.

В Казани с группой экзотических животных выступали молодые дрессировщики Людмила и Борис Федотовы. Хорошо, что все новые и новые жильцы наших лесов и степей осваивают манеж. У Федотовых это лошади Пржевальского, длинношерстные ламы, страусы, белая индейка. Хочется думать, что их прописка на арене станет постоянной и вместе с этим номер получит и режиссерскую завершенность и нужный блеск.

Наконец, как всегда, в каждой программе были дрессированные собачки. Если учесть, что во всех предыдущих программах, как правило, они были тоже, налицо явный собачий перебор. В Туле с успехом демонстрировала свое мастерство народная артистка Узбекской ССР Лола Ходжаева. В Казани гастролировала Александра Якушева, в Куйбышеве — Валентина Филиппович. О том, что номеров с дрессированными собачками у нас слишком много, говорилось и писалось уже не раз. И все-таки главная беда, наверное, не в этом. Ведь никому бы не пришло в голову сетовать, если бы у нас родилось сразу несколько воздушных полетов, равнозначных по сложности «Галактике» или «Мечтателям», но разных по рисунку, аппаратуре и трюкам. Или вслед за номером Александра Попова «На приеме у доктора Айболита» кто-то бы создал аналогичный спектакль на другую тему. Беда в том, что номера с дрессированными собачками подчас как две капли воды похожи один на другой.

Наука и искусство нетерпимы к плагиату. Может, стоит поразмыслить над тем, что такое плагиат в цирке? Конечно, смешно обвинять в этом акробатов, делающих тройное сальто или колонну из пяти. Но так ли редки случаи, когда эффектный, вызывающий шумные аплодисменты, но не требующий особенно большого труда номер тут же начинает двоиться, троиться и четвериться?

А ведь как бы ни была хороша копирка, второй экземпляр, не говоря о последующих, никогда не будет лучше первого. Несколько лет назад на арену пришел собачий футбол. Не будем говорить о приоритете. Посмотрим, в скольких экземплярах он размножен теперь. Скопировано не только идея, скопированы трюки. И тут и там но униформистов валятся ворота. И тут и там озорная собачонке стаскивает трусы с четвероногих игроков. Валентин Филатов зажигает красный свет перед медведем, кружащим по арене на мотоцикле. Не пора ли зажечь красный свет и перед номерами, разнящимися один от другого лишь именами исполнителей?

Человек, идущий в цирк, всегда ждет праздника. И этот праздник не должны омрачать номера-близнецы, одни и те же трюки у разных исполнителей, наконец, сырые, словно на черновом прогоне, выступления. К сожалению, все это было на трех манежах, о которых сейчас идет речь.

Номер Тамары Воронцовой называется «Эквилибр». Артистка появляется на тульской арене с аккордеоном в руках. Она играет, балансируя на одной катушке. Не берусь судить о музыкальных достоинствах исполнения. Что же касается баланса, он выглядит просто жалким по сравнению, скажем, с эквилибром Михаила Жадина, ранее выступавшего 8 той же Туле. Вращение на зубнике, шпагат, исполняемые Т. Воронцовой в стоящем на земле аппарате, неизмеримо проигрывают этим же трюкам, которые в одной программе, но уже под куполом цирка мастерски демонстрируют Галина и Валерий Антоновы.

Зрителям «повезло» на воздушные номера. Отлично работает гимнастка Мария Твардовская. Тропеция с арены поднимает ее ввысь, где артистка совершает смелые «обрывы», рискованные эволюции. Казанцы по достоинству оценили «Корде-парель» Елены Рыжкиной. Тепло принимались также выступления жонглера на лошади заслуженного артиста Таджикской ССР Вячеслава Бегбуди, темпераментного армянского канатоходца Григория Григоряна, жонглера Евгения Хромова.

Но иногда, казалось, зрители аплодировали не столько исполнению, сколько тому, что номер наконец-то закончился. Когда выступали акробаты на шарах Нина и Анатолий Ярославские, напряженность, сквозившая в их работе, воспринималась залом как неуверенность. Нижний с такой натугой, чуть ли не через силу поднимал на плечи партнершу, что ее последующая улыбка уже не могла сгладить ощущение той неловкости, которая возникает всегда, когда человеку кажется, что это по его оине другой взвалил на себя непосильный груз.

Несколько слов о накладках, об ответственности за выступление. Конечно, срывы могут быть у каждого. Артист не автомат, артист, как и любой человек, не застрахован от случайностей. Но если эти случайности становятся не исключениями, а чуть ли не правилом, тут уже стоит призадуматься. А ведь именно так выступали в Куйбышеве акробаты с батудом Шанины и икарийцы под руководством Евгения Обручешникова.

Сейчас большие надежды связываются с созданием постоянных цирковых коллективов. Это хорошо хотя бы уже потому, что поможет улучшить режиссуру спектаклей. Ведь когда нет органически цельного спектакля, когда невооруженным глазом видно, из каких кирпичиков он сложен, когда репризы коверных служат не цементом, скрепляющим программу, а к месту и не к месту сделанными вставками (вина здесь, разумеется, не только коверных, но и режиссеров), тогда все недостатки выплывают наружу. Именно таким наспех слепленным выглядело представление в Куйбышеве.

Каждый город имеет свое лицо. Славится сталеварами или ткачихами, шахтерами или оружейниками, студентами или гидростроителями. И обращение в прологе именно к ним во многом может определить настрой всего спектакля, установить то взаимопонимание, которое в равной мере нужно и артистам и зрителям. Но лишь в Туле, начиная парад-алле, актеры адресовали свои слова непосредственно к жителям города, обещали в своей работе равняться на их трудовые дела.

Кстати, местная тематика в цирковой программе заслуживает отдельного разговора. В традициях лучших мастеров русского цирка всегда были репризы, сценки, каламбуры, куплеты, отражающие проблемы, нужды и заботы того или иного города. Специфика цирка дает для этого много возможностей. К сожалению, эти традиции сейчас прочно забыты. Ведь не будешь говорить всерьез о двух плоских шутках, которые каждый вечер приходилось выслушивать куйбышевцам. Не желавшему покидать манеж хищнику грозили куйбышевским милиционером, а коверному под видом куйбышевских цветов преподносили веник.

В Казани работал клоун Валерий Мусин. Работал профессионально, хорошо, только, может быть, его репризы были немного длинноваты. В Куйбышеве выступал талантливый дуэт Анатолия Хлюпина и Владимира Дерябкина. В Туле гастролировал недавний выпускник ГУЦЭИ Анатолий Калмыков.

Калмыков только второй вечер работал один (накануне совершенно неожиданно сняли с программы и отправили в Ереван второго коверного Вилена Меликджаняна). Молодой коверный работал самозабвенно, выкладываясь до конца, радуясь, что наконец-то ему предоставлена такая возможность.

Карандаш говорил, что одним своим появлением клоун должен вызвать смех или хотя бы улыбку. Он называл это «брать публику в руки». Калмыков начинает с репризы, которой не один десяток лет. С репризы о клоуне, проникнувшем в цирк без билета и одалживающем его у зрителей. Нужно видеть, как Калмыков прыгает от радости, что обманул инспектора манежа, послав его к контролеру. Как просит его еще раз показать, что он делает с людьми, прошедшими в цирк без билета. Как проникновенно и благодарно трясет руки человеку, давшему ему свой билет. Кажется, его самого переполняет радость от пребывания на манеже, и он заражает этой радостью две с лишним тысячи человек, сидящих вокруг в партере, амфитеатре, на балконе. Контакт с публикой установлен. Ее подкупили мягкость, непосредственность и обаяние клоуна, и она от души хохочет над его незамысловатыми трюками, его наивностью, ждет его очередного появления на манеже, его новых реприз.

Чтобы стать не только комиком, а настоящим клоуном, создать свой образ, Калмыкову нужно еще много и долго работать. Он сам это понимает, наверное, лучше всех. Ему нужен свой костюм, который пока еще не рожден. Режиссер, которого сейчас нет. Хотя бы добрый совет педагогов, которые занимались с ним в цирковом училище.

Но педагоги даже ни разу не видели его на манеже (теперь он не их, а Союзгосцирка), хотя он гастролировал в трех часах езды от Москвы — в Рязани и Туле. И все это вместе взятое заставляет задуматься о цирковой судьбе не только Калмыкова, но и других молодых, отправившихся в первое самостоятельное плавание.

И, наконец, о мелочах. Хотя, как известно, мелочей в цирке нет. Когда в Казани униформисты выходят на манеж в разномастных брюках (считая обязательным одеваться как положено только вечером) и откровенно позевывают во время исполнения номера, это не мелочь. Не мелочь, что зрители всю зиму здесь сидят не раздеваясь. Не мелочь, когда спектакль в Куйбышевском
цирке может идти вообще без инспектора манежа, а если тот и появляется, играет роль скорее неразговорчивого статиста, нежели радушного хозяина арены.

И хочется опять добрым словом помянуть Тулу. Начиная с цирковых дверей, распахивающихся с точностью до минуты. С самозабвенно работающей униформы, какая бы эта работа ни была — скатывание ковра, установка аппаратуры или участие в репризах коверного. С инспектора манежа Александра Михайловича Одесского. Это настоящий артист (кстати, это действительно так), которому выпала большая честь представлять зрителям своих товарищей. Он всегда в отличном настроении. И это настроение передается всем, кто сегодня в цирке — на манеже, перед форгангом, в амфитеатре.

Наверное, поэтому в Туле вот уже десять лет, как открылся новый цирк, каждый день аншлаги и, начиная с ближайших трамвайных остановок, вас осаждают жаждущие заполучить лишний билетик.

...Три разных спектакля в Казани, Куйбышеве и Туле. Три разных сборных программы. Три непременных, казалось бы, праздника. И одни и те же мысли на каждом представлении. Общие для всех выводы. И рефреном строки Оле-ши: «...черт возьми, нельзя же дрессировать автомобили!»


Е. ГОРТИНСКИЙ

оставить комментарий