Жрец Геракла

В начале девятисотых годов за­всегдатаи петербургского цир­ка Чинизелли почти каждый ве­чер восторженно замирали, когда внезапно гас свет, а затем на арене возникал ярко освещенный балдахин из черного бархата с неподвижно стоящим под ним муж­чиной во фраке.

Скрестив на широкой груди ко­роткопалые руки, мужчина ждал, пока улягутся аплодисменты. Затем снимал фрак, засучивал рукава, и представление начиналось. Зажав в кулаке большой гвоздь, мужчина с размаху пробивал им двухдюймовую доску. Он разрывал сложенные вместе две полные колоды атласных иг­ральных карт и гуттаперчевые лаунтеннисные мячи. Карты и мячи он не приготовлял заранее. Любой зритель мог вру­чить ему карты или мяч, прине­сенные с собой. Мужчина во фраке оправдывал ожидания, возникавшие у зрите­лей при чтении цирковых афиш, кричавших аршинными буквами на всех петербургских перекрест­ках: «Мистер Ван-Сарт — Человек с железными руками!» Дамы в ложах млели. Франты выпячивали писарские груди — как-никак, они тоже принадлежа­ли к сильному полу...

А из первых рядов, не жалея денег на дорогие билеты, почти каждый вечер за работой Ван-Сарта — то ли американца, по­скольку он именовался мистером, то ли голландца, поскольку в его фамилии имелась приставка «Ван», — из первых рядов жадно следил за работой Ван-Сарта сем­надцатилетний юноша с доверчи­выми голубыми глазами и шеей атлета. Юноша принадлежал к семье циркового артиста Федора Виго, дрессировщика лошадей в цирке Комухина. Его при рождении по воле отца нарекли Джоном. Джон выступал на арене с пяти лет. Часто ему приходилось выступать на раусе. Полуголый, в одном три­ко, мучась от холода, мальчик должен был с улыбкой расхажи­вать по выстроенным возле входа в цирк подмосткам и расхваливать программу, энергично приглашать зевак посетить цирк. Постоянные тренировки, сило­вые упражнения укрепили и развили тело Джона. Своей физиче­ской силе он оказался,  между прочим, обязан и тем, что смог доучиться в гимназии, куда было отдал мальчика отец в период краткого финансового благополу­чия семьи. В третьем классе пла­тить за сына в гимназию Федору Виго оказалось не под силу. И Джон стал «отрабатывать» учебу, давая уроки гимнастики ученикам седьмых классов. Так и дотянул до аттестата зрелости.

Гимназия была окончена в 1907 году. Надлежало выбрать какую-то жизненную дорогу. Он избрал дав­но знакомый и любимый цирк. Ам­плуа тоже намечалось — силовые упражнения, поднятие тяжестей и жонглирование ими. Джон вернулся в цирк. А год спу­стя он увидел Ван-Сарта. Нужно сказать, что вансартовские номера пользовались успехом не случайно. С программой, подоб­ной программе «мистера», в Рос­сии пока никто не выступал. Джон Виго захотел испытать свои силы в подобных же упраж­нениях. Но не тут-то было! Если после непродолжительной трени­ровки он и научился пробивать гвоздем двухдюймовую доску, то при попытках разорвать две коло­ды карт или лаунтеннисный мяч, из-под ногтей молодого атлета сочилась кровь, карты же и мячи оставались целыми. Пристальные наблюдения за действиями Ван-Сарта разгадки его феноменальных успехов не приносили. Но смириться с мы­слью, что Ван-Сарт сильней и ис­кусней, Джон не мог. Он начал кое-что подозревать. И поступил так, как тысячи раз до него, да и после, поступали в подобных случаях артисты старого цирка. Он подкупил униформистов, проник в святая святых «мистера Ван-Сарта» и убедился, что прослав­ленный силач — просто-напросто жулик. Оказалось, что, перед тем как рвать карты, Ван-Сарт непри­метным движением пальцев распу­скает их веером, а лаунтеннисные мячи кладет на столик вовсе не затем, чтобы предварительно нате­реть руки канифолью, а для того, чтобы неприметно надрезать мячи о лезвие ножа, вделанного в сто­лешницу...

Обман претил Джону Виго. Раз­работав свои номера, он начал са­мостоятельные выступления, в ко­торых демонстрировал силу, не прибегая к «фокусам». Сначала в театре Маркузи, а потом в «Пяти углах» у предпри­нимателя Гейве Джон Виго про­бивал гвоздями доски, рвал мячи для лапты, показывал номер «с бу­тылкой шампанского». Мячи для лапты можно было рвать не надрезая: на них имелась так называемая «пробка», давав­шая опору пальцам. А номер «с бу­тылкой шампанского», при всей кажущейся простоте его, оказы­вался очень эффектным. Взяв бу­тылку в вытянутую руку и сжав ее возле донышка, Джон Виго, мед­ленно перебирая толстое стекло пальцами, «добирался» до горлышка сосуда. В публике раздавались смешки. Находились желающие повторить пустяковый номер. Они выходили на арену. Тужились. Мучились. Роняли бутылку и с по­зором уходили на места. А артист вновь легко проделывал упражне­ния под гром аплодисментов. Вскоре цирковой Петербург «признал» Джона Виго. Однако свои оригинальные номера артист придумал лишь несколько лет спу­стя. В 1912 году Джон Виго выступал в знаменитой  тогда «Всемирной панораме». И вот однажды, про­бив гвоздем очередную доску, ар­тист не сумел сразу вытащить за­севший в дереве гвоздь. Пришлось напрячься. При этом злополучный гвоздь под настойчивыми пальца­ми Джона загнулся в петлю...

В тот вечер после представле­ния Виго попытался у себя дома завязать гвоздь узлом. Ему удалось сделать это, хотя и с трудом. Тогда начались каждодневные упорные тренировки. И железо уступило че­ловеческой воле. Джон Виго на­учился завязывать огромные, так называемые «барочные гвозди» сначала одним узлом, а потом и двумя. Почувствовав свою власть над металлом, артист продолжал его «усмирение». Взяв барочный гвоздь левой рукой за шляпку, а правой крепко сжав около острия, Виго стал учиться превращать гладкий гвоздь... в винт. И выучился этому. Мистера Ван-Сарта в Петербурге уже не было. Куда-то исчез. Теперь слава человека с железны­ми руками совершенно заслужен­но перешла к русскому артисту. И его оценили не только собратья по профессии — клоуны Бим-Бом, с которыми артист дружил до их смерти, и известный клоун и пры­гун Лазаренко. Искусство Джона Виго нравилось и молодому Есени­ну, и Маяковскому, и Станислав­скому, и находившемуся в зените славы Шаляпину. Шаляпин подружился с атлетом, не пропускал его выступлений, и на одной из подаренных Виго кар­точек написал: «Жрецу Геракла от его идолопоклонника Ф. Шаля­пина».

Цирковую карьеру Джона Виго оборвала начавшаяся в 1914 году мировая империалистическая вой­на. Артисту пришлось сменить черное трико на серую шинель ря­дового солдата. С маршевой ротой отправился Виго на фронт. Первый бой был у Лодзи. Последний — год спустя — под Стоходом. Четыре ранения по­лучил атлет, участвуя в боях с кай­зеровской военщиной. Под Стохо­дом рана была самой опасной — в шею. Виго спасли недюжинное здоровье, могучая шейная муску­латура. Осколок застрял в тугих мышцах, не пробив их броню. Иначе лежать бы Джону Виго в одной из братских могил, которых столько осталось в Карпатах... Но Джон Виго выжил, и пошла судь­ба швырять его из одного санитар­ного поезда в другой, пока не вы­бросила   на   койку   петроградского госпитателя, устроенного в бывшем Юсуповском дворце на Литейном проспекте. Из госпиталя поправившегося Виго выписали в лейб-гвардии Кексгольмский полк. Предполага­лось, что ветеран имеет право слу­жить в этом полку, считавшемся одной из надежнейших опор царя. Но кексгольмцы подвели царя и его приближенных. Как известно, именно Кексгольмский полк пер­вым выступил в поддержку вос­ставших рабочих Питера. Первым перешел на сторону народа. И сре­ди первых солдат, повернувших штыки против царя и буржуазии, оказался и бывший цирковой ар­тист Джон Виго.

В дни Октября Виго охранял мос­ты от юнкеров, нес караульную службу в Смольном, национализи­ровал частные предприятия. И не раз помогала ему и его товарищам огромная сила, железная выдерж­ка и воля, воспитанные долгими годами нелегкого труда на арене... В 1919 году Джона Виго случай­но разыскали старые товарищи по цирку. Они рассказали об атлете наркому просвещения А. В. Луна­чарскому. И Джон Виго был демо­билизован, возвратился в цирк. Революции требовались не толь­ко солдаты. Ей требовалось и жизнеутверждающее искусство. Свои гастроли в Москве Виго на­чал с выступлений перед бойцами Красной Армии. Его силовые но­мера нравились красноармейцам. Народ всегда любил и уважал фи­зическую силу, инстинктивно чув­ствуя, что она — порождение на­родного духа,  присуща народу. Артист Госцирка Джон Виго в двадцатые годы завоевал симпатии многих москвичей. Его ценили и как своеобразного силовика, и как борца, и как жонглера тяже­стями. На устраивавшихся в те времена «конкурсах на красоту мужского телосложения» — наив­ная дань античности! — Джону Виго неоднократно присуждались первые премии. В 1925 году часть московских ар­тистов решила поехать на гастроли в Сибирь. Вдохновителем этой по­ездки был не кто иной, как извест­ный Бим. Джон Виго поддался уговорам старого товарища и тоже поехал в Сибирь. Ему суждено бы­ло полюбить ее и остаться там на долгие годы.

Тюмень, Омск, Томск, бывший Новониколаевск — нынешний Но­восибирск, Красноярск, Иркутск — не оставалось города в Сибири, где бы не рукоплескали труппе. Годы шли, но казалось, они оста­новились в одном сплошном три­умфе... Так наступил роковой для Джо­на Виго сентябрь 1930 года. Седьмого сентября Виго вместе с товарищами выступал в иркут­ском цирке. Он показал все свои коронные  номера.  Оставался пустяк — жонглирование двухпудовы­ми гирями с завязанными глаза­ми. На простаков номер производил впечатление именно потому, что проводился с завязаными глазами, и это всегда смешило Виго: он не видел никакой разницы в том, как жонглировать, с открытыми гла­зами или с повязкой. Номер был слишком хорошо отрепетирован, слишком часто повторялся... Но подкралась беда. Обычно Виго жонглировал на арене, покрытой опилками. Седьмого же числа аре­ну покрыли ковром. Это нужно было для следующего аттракциона. И неприметная складочка на ковре, подвернувшись под ноги Джону, сыграла роковую роль. Артист зап­нулся, какое-то мгновение промед­лил, и высоко подброшенная двух­пудовая гиря не упала послушно в готовую принять ее ладонь, а со всей силой ударила Виго в голову...

Он очнулся уже в больнице. Врачи, исследовав Джона Виго, пришли к печальному для артиста заключению: с ареной он должен проститься. На помощь пришли товарищи, старые друзья по армии.

— Держись,  —  сказали    они. — Ты нужен нам, нужен стране. Раз­ве мало дел в Сибири? Разве по­кончено   с  русскими   кулаками  и бурятскими тайонами?

И Джон Виго, выйдя из больни­цы, снова встал в строй советских людей, хотя и не смог уже никог­да вернуться в цирк. Он работал на приисках, водил в тайгу экспедиции, налаживал в иркутской области сельское хозяй­ство, организовывал пушное и мяс­ное звероводство—словом, трудился не покладая рук... ...Сейчас Джону Федоровичу Ви­го семьдесят два года. В 1958 году он вышел на пенсию, по-прежне­му живет в Иркутске, но, несмот­ря на годы, каждый охотничий сезон уходит на два, на три месяца в тайгу, чтобы истреблять волков, еще наносящих большой ущерб здешним колхозам и совхозам. Впрочем, глядя на Джона Федоро­вича, никак не скажешь, что он находится в преклонном возрасте. На вид ему лет пятьдесят, не боль­ше. Иногда артист нет-нет да и трях­нет стариной: покажет в кругу друзей один из старых своих но­меров. Мне повезло: у меня на глазах Виго завязал узлом огром­ный гвоздь.

— А  вот  «завинчивать»    гвозди давно не    могу, — со   смущенной улыбкой признался он. — Сердце...

Мы несколько раз встречались с Джоном Федоровичем. Я слушал его рассказы о далеком прошлом, забавные и нравоучительные эпи­зоды из большой жизни артиста, и жалел, что о нем забыли. Он бы многое мог еще сделать для своего любимого цирка, для воспитания    цирковой    молодежи.

В. ПРИБЫТКОВ

Журнал Советский цирк. Август 1963 г.

оставить комментарий