Гипноз на ходу

Дрессировщика, ученого и циркового клоуна Дурова Владимира  Леонидовича знал я по его выступлениям, ко­нечно,с  детских  лет,   познакомился же я с ним в  Москве в 1919 или 1920 году.

Пригласил он меня вместе с  Адуевым,  другом  моим   и  соавто­рам,   на   встречу   по    репертуарному вопросу. Гастрольное выступление Дурова занимало не меньше сорока пяти минут — оно состояло из выходного монолога, театрализованного показа дрессировки зверей, отдельных реп­риз на бытовые и политические те­мы. В заключение — большое звери­ное «ревю». Это могла быть знаме­нитая «Дуровская железная дорога» с крысами-пассажирами, безбилет­ными зайцами, собаками-билетерами, мартышками-носильщиками и с вер­блюдом — станционным швейцаром, бьющим в колокол отправление. В других случаях это было «Шествие народов» с соответствующими эм­блемами и аллегориями: лев примерно    изображал    Англию,   петух — Францию, ворона — какого-нибудь министра, который что-либо «прово­ронил», шакал — правительство, ко­торое аннексировало, что плохо ле­жит, и т. д.

О таких политических репризах применительно к возможностям зве­рей и был у нас с Владимиром Лео­нидовичем разговор. Нас поразила обстановка, образ жизни и весь уклад дуровского до­ма. Громадная квартира где-то на Арбате была отведена и под жилье и под звериное хозяйство. Все до­машние звери тут же и проживали. Морские львы и верблюд, разу­меется, имели местожительство в цирковых конюшнях, но здесь, под одной кровлей с дуровской семьей, находились кошки, собаки, зайцы, обезьяны и птицы разных пород. Но, пожалуй, больше необычной обстановки меня поражало, что я лично убедился в знаменитой спо­собности Дурова внушать зверям приказы в такой же мере, что и лю­дям. Вот чему я был  свидетелем. В кабинете на жердочке в тече­ние многих лет пребывал цветистый попугай, которому Дуров внушил, что он прикован, сидит на цепи и не может сняться. Так он и сидел, а о неподвижности его свидетельствова­ли перманентные кучи помета непо­средственно под шестом. Дуров познакомил меня с собач­кой и проговорил:

— Скажите мне, что ей сде­лать, — и  будьте покойны! — Пусть принесет из передней мою шляпу и палку.

Дуров очень пристально посмот­рел собаке в глаза; он как бы дик­товал ей последовательно каждое движение, расчленял свое поручение на составные части, после чего слег­ка толкнул собаку, и она тронулась с места. Через минуту моя шляпа и палка были передо мной.

Дальше.

Шел у нас разговор о многом, мысли переходили с предмета на предмет легко и непринужденно. В пылу беседы, так, между прочим, Дуров высыпал коробку спичек на стол и обратился ко мне:

— Возьмите,   не   считая,   сколько вам  захочется  спичек.

Я взял восемь спичек, а у него на листочке  — он мне показывает — написана цифра «восемь». Я говорю:

— Ну что ж, совпадение, бывает.

Он в ответ:

— Вы так думаете? Давайте пов­торим. Берите спички.

Дуров пишет какую-то цифру на бумажке. Я взял на сей раз двенад­цать спичек, у него та же игра — на бумажке  «двенадцать». Лукавый старик лих был подшу­чивать над юношей. Он говорит на­конец:

— Вот  я   здесь   написал   цифру  и гарантирую   вам,   что   ни   больше,   ни меньше  спичек вы  не  наберете.  Та­щите.

Зло меня взяло — беру  я  одну спичку, больше не хочу. Старик свое:

— Ну что же так  мало?  Потяните еще хоть парочку, мне не жалко.
— Нет,   с   меня   достаточно, — су­ховато  говорю я.
— Значит, нет?
— Нет.
— Еще раз нет?
— Нет, нет, нет.
— Ну тогда смотрите.

На бумажке у него стояла «еди­ница». Конечно, тут о совпадении речи быть не могло. Но поразило меня, что внушение производилось без напряжения вни­мания, без ритуала с пассами и «про­никновенными взглядами», а легко, незаметно, как-то на ходу.
 

А. АРГО

Журнал Советский цирк. Март 1964 г.

оставить комментарий