Зооцирк

Странствующие зверинцы. — Первые зоосады. — Первые хищники в цирке. — Батти. — Торговый дом Карла Гагенбека в Гамбурге. — Дикое укрощение и безболевая дрессировка. — Принципы новой школы дрессировки. — Манежная клетка. — Юлиус Зетт. — Вильгельм Гагенбек. — «Смешанные группы». — Два стиля работы цирковых укротителей. — «Настольная дрессировка». — «Гагенбековская зоологическая арена». — На пути к становлению.

Тем временем — итак, мы возвращаемся к середине 50-х годов, дабы проследить истоки постепенно формировавшегося другого крупнейшего слагаемого циркового искусства, — тем временем перед цирком приоткрывались разнообразные области демонстрации укрощенных хищных зверей *.
Анри Мартен, первый укротитель первого стационара, не мог закрепить на цирковых афишах нового амплуа: обстановка еще не созрела для этого. В 30-е и 40-е годы хищники по-прежнему продолжали оставаться редкой диковинкой и сосредоточивались преимущественно в странствующих зверинцах, техника укрощения которых пребывала в тех же промежуточных стадиях развития.
Приблизительно в середине прошлого столетия обстановка стала резко изменяться и странствующие зверинцы вступили в полосу роста, обусловленную главным образом стремительным развитием путей и средств сообщения. Строительство мореходного и железнодорожного транспорта сказывалось и в этих областях: увеличивался приток экзотических животных в Европу, возникали первые центры торговли зверями, естествознание получало мощный толчок к дальнейшему развитию, и странствующие «мена-жерии» попадали в иные производственно-бытовые условия, что непосредственно влияло на изменение живого и «мертвого» инвентаря. В новой обстановке должны были родиться и новые формы: на очереди стояла организация городских зоологических садов.

* Понятие «хищники» в цирке не вполне совпадает с классификацией зоологов. Под хищниками в цирке подразумевают лишь наиболее иощно развитые разновидности семейства хищных или, более точно, гаких животных, демонстрация которых представляет реальные опасности для жизни укротителя и требует предохранительных защитных мер по отношению к зрителям. Таким образом, сюда в первую очередь относятся львы, тигры, леопарды, бурые и белые медведи.

Первые муниципальные зоосады возникли в портовых центрах, в этом отношении опередивших столицы. За исключением английских портовых городов, где в связи с развитием торговли зверями частновладельческая инициатива издавна создала подсобные зоотехнические предприятия (Дублин, Бристоль, Ливерпуль, Лондон), строительство городских зоологических садов на континенте Европы развернулось в 50-е и 60-е годы и, первоначально приняв просветительно-развлекательный или даже увеселительный уклон, не раз скрестилось и со зверинцем и с цирком.
В 60-х годах на континенте насчитывалось уже свыше десяти зоосадов, в первой линии которых стоял Амстердамский зоопарк, Антверпенский зоосад, Роттердамский зоосад, имевший в качестве директора престарелого Анри Мартена, и, наконец, Кёльнский и Гамбургский зоологические сады, из которых первым руководил доктор Бодинус, впоследствии долголетний директор берлинского «Zoo», a вторым — доктор Альфред Брем, популярный своим описанием жизни животных1. Спрос рождал предложение, и под строительство зоологических садов и развитие странствующих зверинцев как раз в это время была подведена мощная база сырья в лице быстро крепнувшей организации по импорту и экспорту животных — в лице фирмы Гагенбека, которой предстояло войти в самый тесный контакт с цирком.
Карл Гагенбек (1844—1913), глава будущей фирмы, родился в Гамбурге, в семье рыбопромышленника2. Его отец совмещал рыбную торговлю с демонстрацией морских животных, которых он выставлял в бараке на рыночной площади. Для этого маленького зверинца старик Гагенбек начал скупать у матросов мелкое заморское зверье и таким образом завязал деловые связи, незаметно расширившиеся и ставшие основой будущей торговли животными. К началу 60-х годов Гагенбек мог уже успешно конкурировать с английскими предпринимателями и выполнять крупнейшие заказы Брема и Бодинуса для Гамбургского и Кёльнского зоосадов. Однако по-настоящему предприятие развернулось в 70-х годах, после образования германского государства и быстрого развития морских сношений империи, когда Гамбург приобрел положение первого портового центра Европы и молодая Hamburg — Amerika — Line стала первой морской магистралью мира. В это время во главе предприятия стоял Карл Гагенбек, человек высокой предприимчивости и энергии, которому удалось уничтожить какую бы то ни было конкуренцию и поднять свою фирму на мировую высоту.
Перед лицом этих явлений, сгущавшихся с середины 50-х годов, положение странствующих зверинцев, получивших было толчок к дальнейшему росту, постепенно становилось затруднительным. Требовались какие-то перегруппировки. С пережитками былого шарлатанства необходимо было решительно покончить, придав целому по возможности научный характер. Комплекты животных надлежало сильно расширять, улучшая внутреннее и внешнее оборудование. И, наконец, предстояло развивать зрелищную сторону дела— демонстрацию укрощения,—-ибо именно в этом оставалось различие между зоосадом и зверинцем.
Вот почему с середины прошлого столетия демонстрация укрощенных хищников особенно развивается в странствующих зверинцах и последние принимают все более заметный зрелищный оттенок. Файмали в Италии, Бидель и Пезон во Франции, Файргревс в Англии и Крейцберг в Германии — вот крупнейшие владельцы странствующих зверинцев 50-х и 60-х годов, ставшие вместе с тем виднейшими укротителями своего времени.
Но какие бы то ни было перегруппировки помогали лишь относительно, так как естественным развитием отношений странствующие «менажерии» были подведены к последней черте: поскольку непосредственный показ животных ускользал из рук и перемещался в зоологический сад, постольку демонстрация укрощения и дрессировки в дальнейшем должна была отложиться в более совершенные зрелищные формы. Так слагалась обстановка, в силу которой хищники появились в цирке.
Берлинский стационар, как всегда, первым открыл двери: зимой 1863 года в цирках Эрнста Ренца с группой из шести львов дебютировал укротитель Томас Батти, первый укротитель, перешагнувший из зверинца в манеж3.

Демонстрация хищников в цирке еще только искала скоп формы, и сейчас выступления Батти показались бы курьезной кустарщиной: перенеся в манеж все условности «менажерии» вплоть до их оборудования, Батти выступил м цирке в поставленной на колеса квадратной клетке, в своего рода фургоне или вагоне, заменившем еще неизвестную в то время круглую разборную манежную клетку. Дело в том, что в «менажериях» укротитель демонстрировал зверей в так называемой центральной клетке, куда животные поочередно выгонялись, и которая представляла собой продолговатый четырехугольный фургон на колесах, крытый деревянной крышей с задней стороны снабженный глухой стенкой, а с трех сторон, обращенных к зрителям, затянутый железными решетками. Применяясь к оптике циркового манежа, со всех сторон открытого взорам, Батти переделал свой фургон, снабдив его железными решетками с четырех боков (такой же решеткой была заменена крыша), обшив клетку деревянными стенками, откидывавшимися наподобие сходен, и, наконец, богато разукрасив все сооружение.
Этот вагон-клетка (cage-chariot, Wagen-Kafig), отделанный претенциозно и наивно, грузно громыхая на колесах, вывозился в манеж, манеж тринадцати метров в диаметре, устанавливался посредине, занимая по отношению к общей площади незначительное пространство, после чего стенки откидывались, и Батти, одетый в цветную венгерку, рейтузы и лакированные ботфорты, поднимался в клетку, сквозь решетки которой униформисты просовывали и принимали обратно немногочисленный реквизит (размеры вагона-клетки не позволяли размещать в нем аппаратуру) 4.
Насколько примитивной была обстановка выступлений Томаса Батти, настолько же несовершенна была и техника укрощения: она целиком исходила из традиций странствующих зверинцев. «Этот смельчак — так, несомненно, следует называть тогдашних укротителей вследствие той поистине ужасной опасности, которой они подвергались,— работал, если не ошибаюсь, с шестью львами,— писал Га-генбек о Томасе Батти,— но вся его дрессировка состояла в том, что когда львы совершенно изнемогали под воздействием орудий устрашения, он начинал гонять их по клетке, причем звери поневоле перепрыгивали через препятствия, вдвигавшиеся снаружи. В заключение, став близ выхода, Батти производил несколько выстрелов из карабина и выскакивал через примыкавшую предохранительную клетку. Все чудо подобной работы заключалось в том, что звери не подминали «укротителя» под себя» 5.
Однако у большой публики Батти имел успех громадный, успех давно невиданный: применительно к цирку все было ново, заманчиво, возбуждающе.

«Батти произвел сенсацию в своей области, — справедливо отмечал знаток предмета.— Он создал эпоху, он создал школу. Копировали все: его работу, его вагон-клетку, его богато разукрашенный венгерский костюм. Самое его имя сделалось нарицательным»6.
Независимо от отрицательных сторон своей работы, ко-горые становятся отрицательными в сравнении с новейшими достижениями, Томас Батти оказал на эволюцию циркового искусства несомненное влияние: это был первый укротитель, родоначальник жанра, почти два десятилетия остававшийся образцом и идеалом, а впоследствии, при изменившейся обстановке, признанный характернейшим пыразителем традиций работы странствующих зверинцев И момент скрещения последних с цирком.
Его имя действительно сделалось нарицательным. «Томас Батти, — свидетельствует историк,— породил целое поколение укротителей, взявших его фамилию в качестве псевдонима, настоящее поколение «мнимых Батти», среди которых наиболее выделились Батти-Купер, Батти-Гемпель и Батти-3етт» 7.
Характернее других биография Батти-Купера, освещающая тот путь, который многих привел в клетку хищников и выдвинул не одного профессионального укротителя. Купер работал у Томаса Батти ассистентом-служителем и сторожем при львах, помогавшим на репетициях, чистившим клетки, сменявшим подстилку, иногда приносившим пищу8. Такое непосредственное общение с животными послужило отличной практической школой, раскрывшей все мельчайшие тайны, вырабатываемые только опытом и на-Гшодением. Прослужив у Томаса Батти несколько лет, Купер уже в качестве укротителя перешел в цирк и, став Батти-Купером, сделал видную карьеру.
Из сторожей в укротители — таков послужной список многих видных профессионалов: вот один из наиболее верных путей, вот почти единственно возможная практическая ш кола.
Батти-Гемпель, до перехода в цирк содержавший в Берлине торговлю мелкими животными, выделился в 70-е годы и стал профессионалом, что же касается Батти Зетта, выступившего под именем первого укротителя но чистой инерции, то он был мастером иного порядка и rnui одним из первых представителей новой школы, созревавшей во всемирно известном к тому времени предприятии Гагенбека.

Карл Гагенбек в процессе развития торговли зверями вполне последовательно подошел к укрощению и дрессировке животных. Его фирма по характеру деятельности находилась в тесном контакте с зоосадами, зверинцами и цирками всего мира и при дальнейшем экономическом росте должна была целиком сосредоточить в своих руках обслуживание этого рода предприятий зверями. Поиски новых областей и форм торговли привели к тому, что Гагенбек начал составлять и дрессировать группы животных, которые уже в вышколенном состоянии рассылались по циркам на время или же продавались последним в собственность.
Параллельно возникла работа чисто экспериментальная. Специалист-практик совершенно исключительного опыта, Карл Гагенбек увлекся целью проверить и развить новые принципы дрессировки, на которые наталкивали его многолетние наблюдения. Для этого был приглашен укротитель Дейерлинг, обязавшийся работать, так сказать, с исследовательскими задачами и исключительно по системе Гагенбека9. В то же время брат главы предприятия, Вильгельм, всецело занялся укрощением и дрессировкой, образовав как бы отдельный, лично ему принадлежавший сектор гамбургской фирмы. К концу 80-х годов Гагенбек поставлял циркам большое число выдрессированных групп, и успехи работавших с ним сотрудников позволяли уже говорить о новом направлении, новой системе, новой школе.
Новая школа вошла в историю и практику под названием Zahme Dressur, что значит — мягкая, гуманная, безболевая дрессировка, тогда как старая система, или, чтобы быть более точным, старые навыки странствующих зверинцев были окрещены словом «Gewaltsdressur» или «wilde Dressur», что значит насильственное, грубое, дикое укрощение.
Чем же противопоставляла себя новая школа, с какими принципами выступила, каких результатов достигла?
Делая ударение на гуманности применяемых ими приемов, представители нового течения прежде всего резко отмежевывались от душной и тягостной атмосферы зверинцев, где диктатура палок, трезубцев и вил, по свидетельству Гагенбека, подкреплялась раскаленным железом, где надуманным трюкачеством насиловали природные движения животных, где по самым принципам работы укротитель должен был неустанно устрашать.

Новая школа подошла к дрессировке прежде всего как к сложному зоопсихологическому процессу. Основным считалось положение, согласно которому каждое животное представляет собой индивидуальность, на раскрытие которой и должна быть направлена вся система. Старая школа признавала годными для укрощения преимущественно тех зверей, которые родились в неволе и с первых же дней подпали под влияние укротителя, под его страшную систему террора. Новая школа в противовес этому выдвигала так называемый принцип индивидуального отбора (individuelle Auswahl), то есть полагала, что для дрессировки годны всякие звери, как родившиеся на свободе, так и родившиеся в клетке, молодые или взрослые, если только по своей индивидуальной натуре они склонны к тем или иным чнижениям или действиям, которые путем дрессировки могут быть развиты и повторены по приказанию когда это будет угодно укротителю, а не животному. Старая школа признавала возможным действовать исключительно мерами насильственными, которые держали бы зверя в постоянном страхе и таким образом влияли бы на его память, подчиняли его укротителю. Новая школа, напротив, счи-гала необходимым действовать мерами воспитательного порядка, отвергала резкие проявления насилия, рассматривала дрессировку как внимательное и долгое приручение, как вскрытие психологии данного животного и выдви-i ала принцип логически-осмысленного распределения гне-iwi и ласки, наказаний и корма из одних и тех же рук. Таковы в общих чертах основные положения новой школы *.
Практические результаты новой системы были громадны: от зверей удалось добиться самых сложных и разнообразных рефлексов, приучить их к самостоятельным активным движениям и действиям и таким образом скомпоновать совместную работу группы дрессированных хищников и связный акт.

* Надо заметить, что выражение «безболевая дрессировка» является условным, оправдываемым только по отношению к старым навыкам странствующих зверинцев, представлявшим собой нечто жуткое по своей бесчеловечности. Строго говоря, новая школа безболезненной дрессировки также прибегает к болевому воздействию на животное, но это болевое воздействие дозируется и направляется по определенным осмысленным путям. Вообще же отказаться от комбинированных болевых и вкусо-поощрительных воздействий при дрессировке невозможно.

Принципы новой школы, отстоявшиеся в гамбургском предприятии Гагенбека, получили в 80-х и 90-х годах повсеместное признание, привели к становлению зоономеров как отдельной репертуарной области цирка и ярче всего были выявлены Юлиусом Зеттом, Вильгельмом Гагенбеком, Генрихом Мерманом и Рихардом Саваде.
Юлиус Зетт, по чистой инерции дебютировавший под именем Батти-Зетта, занимает первое место не только в порядке хронологическом: нарушив традиции Томаса Батти, Юлиус Зетт впервые вывел зверей в круглой разборной манежной клетке, с тех пор употребляющейся во всех цирках при демонстрации укрощенных зверей.
Изобретение разборной манежной клетки (cage en grillage circulaire, zerlegbarer Manegen-Kafig) имело громадное влияние на дальнейшее развитие зооцирковых номеров.
Вагон-клетка Томаса Батти, вначале рабски скопированный, затем подвергнувшийся мелким техническим улучшениям, применялся во всех цирках вплоть до конца 80-х годов. Нечего говорить, что он представлял большие неудобства как с точки зрения оптической, так и особенно с точки зрения дрессировки, которая была стеснена в площади, сведена на сравнительно небольшой четырехугольный участок. Разборная манежная клетка, как бы изнутри охватывающая арену и соединенная с помещениями зверей длинным железным туннелем, представляла уже не только техническое улучшение: укротитель получал новое обширное производственное пространство, позволившее увеличить численность работающих групп, усложнить реквизит и аппаратуру и таким образом видоизменить дрессировку и композицию зооцирковых номеров.
Юлиус Зетт, ученик Вильгельма Гагенбека, начал артистическую деятельность в 1881 году под именем Батти-Зетта, с 1884 года отбросил устарелый псевдоним, стал работать под собственным именем, гастролировал в Берлине у Ренца, объездил крупнейшие столичные стационары Европы (в России—Петербург —Москва) и в 1891 году впервые выступил в цирке в круглой разборной манежной клетке, произведя этим настоящую реформу 10.
Проработав в цирке с 1881 по 1904 год — двадцать три года укротителем!..— Юлиус Зетт выдрессировал за это время около трехсот львов, восемнадцать раз был потрепан и ранен зверями и свыше десяти раз полностью обновлял состав своей группы11. К числу наиболее интересных его работ относятся сборная группа из двух львов, двух шотландских пони и двух бульдогов, исполнявшая всю работу лошадей, дрессированных на свободе, — от «шанже» и пируэтов до вольтижа (как характерно, что только что завоеванный манеж прежде всего был использован для подражания конному репертуару), группа из шести дрессированных львов, демонстрацию которой заканчивала так называемая карусель львов, группа из четырех львов и четырех львиц, работу с которой Зетт оканчивал эффектным трюком, вынося на плечах одного из львов, и, наконец, последняя группа, с которой он прервал артистическую деятельность, крупнейшая группа того времени, состоявшая из двадцати пяти львов, четырех пони и четырех гончих.

Вильгельм Гагенбек, быть может, самый значительный представитель новой школы, невольно заслоняется громадной фигурой старшего брата. Крупнейший практик, Вильгельм Гагенбек никогда не выступал в цирке, он продавал подготовленные им группы животных другим дрессировщикам или посылал их на гастроли с приставленным укротителем, так сказать, служащим по найму, и это еще более отодвинуло его имя в тень.
Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев выступающие в цирках укротители не являются собственниками зверей, с которыми работают. Крупная звериная группа с необходимым реквизитом представляет собой настоящий капитал, который чаще всего не в средствах рядового укротителя. Это сложное и нежное орудие производдства под силу коммерческой единице, хозяйственной организации, а не отдельному работнику. Звериные группы чаще всего составляются и дрессируются в таких мощных в своей области предприятиях, как гамбургская фирма Гагенбека, где постоянный приток и приплод зверей позволяет широко применять индивидуальный отбор и где все дело стоит на крепкой материальной базе. Укротитель поступает к владельцу зверей на службу и подготавливает группу, с которой впоследствии остается работать, будучи направляем на гастроли хозяином, распоряжающимся зверями и их вожатым как личной собственностью. Чаще же всего к уже совершенно выдрессированной каким-либо видным специалистом группе животных подыскивается укротитель, и уже совсем редко такая группа приобретается укротителем в собственность, как сказано, это крупный капитал.
Таким «капиталистом от зооцирковых номеров» в 80-х м 90-х годах являлся Вильгельм Гагенбек, с той только существенной разницей, что он лично вырабатывал зверей, лично составлял и дрессировал свои группы.
Наиболее интересными созданиями Вильгельма Гагеи-бека явились тонкие, мелкие номера, требовавшие тщательнейшей отделки, и крайне характерные для возможностей новой школы. Такие дрессуры, как «слон-велосипе-Дист» или «лев-наездник», имели огромный успех и были размножены чаще других 12.

Перепробовав самых разнообразных зверей, подготовив свыше десяти групп из львов и тигров, неутомимый дрессировщик остановился на белых медведях, ранее считавшихся неподдающимися воздействию13. Первая группа была выдрессирована Вильгельмом Гагенбеком в 1898 году (двенадцать белых медведей, один пони, две собаки) и передана дрессировщику Генриху Генриксену, видному питомцу гагенбековской школы (основные трюки этой группы — борьба двух медведей, выпивание молока из бутылок и общее катание с горки).
Дрессировка белых медведей была настоящей находкой.
Коварные и неверные звери эти, особенно опасные в периоды половых напряжений, чрезвычайно выигрышны в манеже, где они держатся очень живо, так сказать, непосредственно, и работают охотно, с очевидным удовольствием.
Катание на перекидных качелях или с горки — центральный трюк их репертуара, при удачном подборе животных всегда развертывающийся под смех и аплодисменты.
Как известно, животные возбуждают в нас смех как скоро мы улавливаем в них человеческое выражение или свойственную человеку позу, а в этом отношении белый:: медведи идут впереди всех других цирковых хищников, уступая место только некоторым мелким животным, и в первую очередь обезьянам и отдельным породам собак.
Что же касается этих полярных зверюг, то мы всегда улавливаем в них выражение человеческой неуклюжести, медлительности и шаловливости. Комические эффекты особенно развертываются при кормлении подсахаренным молоком из бутылок; медведи зажимают их передними лапами и, облизываясь и жмурясь, покачиваясь и притоптывая, смачно сосут, вертикально держась на задних ногах, а когда молоко приходит к концу, опускаются на землю, все выше подымая бутылку и затем долго не расстаются? с ней, хотя она и давно опустела. Этот эпизод сам по себе] развертывается в высоко комическую звериную пантомиму. При артистичности дрессировщика и изобретательности его на новые сочетания и трюки группы белых медведей становятся одним из самых интересных зооцирковых номеров.
Стремясь доказать все богатство своих возможностей, создатели и приверженцы «гуманной дрессировки» стали широко вводить так называемые смешанные группы (gemischte Gruppe, gemischte Dressur), соединяя воедино самых различных зверей. Это представляло ряд немалых технических трудностей, вряд ли увеличивая интерес зрелища, но было необходимо как еще одна ставка новой школы.

Генрих Мерман одним из первых выдвинулся в этом направлении, составив (работа 1891 г.) группу из двенадцати львов, двух тигров, трех леопардов и трех медведей, которая была вышколена в полгода.
Дальнейшее развитие дрессировки смешанных групп привело к соединению и совместной работе хищных зверей с домашними животными. Наиболее ранний по времени опыт был произведен Карлом Гагенбеком и Генрихом Мэрманом (работа 1891 г.), которым удалось соединить в одну группу трех львов, двух пантер, двух леопардов, трех ангорских коз, двух сомалийских овец, индийского зебу, шотландского пони и шелковистых пуделей14. Смешанные группы из хищников и домашних животных не имели уже никакой будущности, так как не могли быть оценены широкой публикой, не оправдывали кропотливой тренировки и были недолговечны, ибо с подрастанием зверей работа с ними становилась рискованной.
К концу 90-х годов «воинствующий» период жизни новой школы истек: сражаться было не с кем, ибо успехи были слишком очевидны и принципы «гуманной дрессировки» вошли в плоть и кровь.
Термин «гуманная дрессировка» потерял боевую силу, термин «насильственное укрощение» лишился прежней реакционности, но оба эти выражения навсегда сохранились в профессиональной среде: под ними теперь стали понимать не способ дрессировки зверей, который отныне мог быть только единым, но стиль исполнения, ту окраску, которую придает номеру дрессировщик. Говоря о каком-лнбо укротителе, что это мастер «дикой», «возбужденной» фоссировки (wilde Dressur), имеется в виду, что номер Развертывается в резких, судорожных тонах, ставящих себе целью вызвать быструю, сильную реакцию публики, и наоборот, понятие «гуманная дрессировка» (zahme Dressur) применяется к таким номерам, которые развертываются мягко, спокойно, где звери производят впечатление ручных животных, где целое лишено возбуждающих моментов.
Два мастера гагенбековской школы завершили этот блистательный период исканий — Шиллинг и Саваде.
Фритц Шиллинг, обладавший прирожденным юмором, сумел использовать это отличное качество в работе с хищниками, скомпоновав занятные и веселые номера со львами и медведями. Рихард Саваде, сперва один из сторожей гагенбековского предприятия, затем прославленнейший из укротителей XX столетия, сошедший с арены уже после первой мировой войны, начал артистическую деятельность в 1901 году со смешанной группой (львы, тигры, белые и бурые медведи), начал так блестяще, что уже шесть лет спустя Карл Гагенбек, понимавший толк, утверждал, что группа Саваде — лучшая группа, которая когда-либо была показана в каком-либо цирке, а Рихард Саваде «лучший представитель современной школы дрессировки» 1б.

Но воинственный период новой школы лежал позади: ее принципы вошли в плоть и кровь, выдвинули десятки укротителей, выросших как в Штеллинге, громадном новом зоопарке Карла Гагенбека в пригороде Гамбурга, так и на стороне, позволив заняться этой профессией даже женщинам, среди которых мисс Зенида и Клер Элио заняли наиболее видные места.
В 90-х годах процесс становления зооцирковых номеров был завершен: амплуа укротителя (dompteur, Tierbandiger) крепко утвердилось в современном цирке, и зооцирковые номера в процессе дальнейшего роста уже стремились обособиться в новую невиданную форму — в форму зооцирка.
В манеже за это время перебывали самые разнообразные звери, начиная со страусов и кончая волками и зебрами.
Из животных, особенно удачно использованных для дрессировки, необходимо упомянуть кенгуру и морских львов.
Дрессировка кенгуру и морских львов пошла по линии развития их природных инстинктов и «обыгрывания» их специфической конституции, что сделало эти номера особенно примечательными.
Дрессировщики кенгуру сумели вытянуть эффект из привычки этого животного при прыжках опираться на свой толстый мускулистый хвост, сидя при этом на задних лапах. Отсюда возникли сцены бокса с кенгуру, при которых животное, драчливое от природы, сидя на задних ногах, «боксировало» передними лапами, снабженными боксерскими перчатками. При наличии комизма у дрессировщика эта сцена разрасталась до размеров осмысленной пантомимы.
Дрессировщики морских львов использовали природное расположение этих животных к жонглированию. Ловя рыбу, морские львы, прежде чем полакомиться ею, подбрасывают ее в воздухе и уже затем проглатывают. Развитие чих навыков, достигаемое системой вкусовых поощрений, дало возможность создать совершенно необычайный номер с морскими львами, которые «играют» с дрессировщиком мяч, балансируют на носу различные предметы и по-настоящему жонглируют остроконечными клоунскими колпачками.

Параллельно развилась дрессировка мелких животных (кошки, обезьяны, птицы), так называемая настольная дрессировка (dressage de table, Tischdressur), получившая свое название от того, что в первой стадии она производится не в манеже, а на столах.
Кажется, позже других животных в манеже появились слоны, соединенные крупными группами по семь, восемь и девять экземпляров.
И здесь Карл Гагенбек сыграл руководящую роль. Впрочем, начало было положено, будучи вызвано хозяйственными затруднениями, неожиданно обрушившимися на гамбургское предприятие. Во время этих затруднений у Гагенбека случайно осталась на руках крупная партия более или менее обученных слонов, реализовать которую никак не удавалось. Громадный капитал этот лежал мертвым грузом, требуя немалых издержек на свое поддержание, и его владелец долго не мог найти ему применения. «Наконец, — рассказывает Гагенбек, — я натолкнулся на мысль организовать передвижной разборный цирк по типу американских и отправить его в поездку»16; основой цирка и должны были стать слоны, а прикладом две группы хищников и несколько конных и гимнастико-акробатических цирковых номеров. Проект этот не замедлил осуществиться, и в том же (1887) году имя Гагенбека впервые появилось на плакатах на правах директора цирка, и одним выстрелом были достигнуты две цели: дрессировке
слонов была открыта широкая дорога и вчерне был создан пробный зооцирк.
Группы дрессированных слонов, особенно группы крупные, производят впечатление уже самой своей численностью. Под чудовищной громоздкостью этого стада арена как бы суживается и густо кишит мощными каменисто-серыми глыбами, которые именно в массе выглядят неожиданно, как некие доисторические чудища, сгрудившиеся на водопое. Дрессировка животных счастливо пошла прежде всего по пути использования их естественных наклонностей и привычек, приняла отчасти даже несколько «производственный» характер и составила настоящее украшение зооцирковых номеров.
Первыми крупными дрессировщиками в этой области явились негры. Это был, так сказать, искусственно подобранный «типаж», особенно хорошо сочетавшийся с самими животными. Негры Филадельфии, Сам Локхард и Эфраим Томсон, первыми выдвинулись в этой области дрессировки.
Дрессировка слонов, как сказано, пошла прежде всего, по пути использования их естественных наклонностей и привычек. Основные, с 90-х годов неизменные, трюки строятся на показе работы хобота (подъем с земли круглых предметов разной формы, как, например, бревна и бадьи), на показе силы (подъем различных грузов) или чисто «служебных» природных движений: дабы помочь человеку усесться на себя, слон поднимает согнутую в колене ногу, как бы образуя ступеньку и всем движением своего корпуса помогая дрессировщику подняться к себе на спину (интересно, с каким немедленным повиновением животное всегда «отвечает» на те или иные прикосновения, которые дрессировщик производит своим металлическим багром). Конечно, и эти номера не совсем свободны от надуманных чудачеств, подчас искажающих природу животного, нарушающих, если можно выразиться, самую «конструкцию» этих своеобразных туш, но в общем подобных извращений здесь мало, и анатомическая конституция животных чаще всего выявляется во всю ширь. Номер обычно заканчивается пирамидами всей группы, располагающейся в разнообразнейших композиционных сочетаниях, грузными пирамидами, от которых веет монументальной первобытной животной мощью.
Итак, случайная эксплуатационная операция со слонами вплотную подвела Карла Гагенбека к новой форме циркового зрелища — к форме зооцирка. В непосредственной связи с успехами «гуманной дрессировки» искомая форма вот уже несколько лет как нащупывалась в Америке, где Гагенбеку и было суждено создать первый законченный зооцирк, возникший на Всемирной выставке I893 года в Чикаго.

Всемирная выставка 1893 года в Чикаго была, быть может, наиболее масштабной из всех выставок этой эпохи могучего цветения промышленного капитализма. Невиданный парад мирового индустриального производства, раз-нернутый с американским размахом, как всегда, сопровождался увеселительно-развлекательной частью выставки, представленной богато и пышно. Здесь, на этом мировом Бродвее зрелищ и увеселений, заняв одно из наиболее ппдных мест, выросла гагенбековская арена, первая окончательная модель последующих зооцирков Америки и Европы.
«Гагенбековская зоологическая арена» («Hagenbeck's Zoologische Arena») представляла собой соединение цирковых и зооцирковых номеров с «выставкой-обозрением животных», то есть со зверинцем в новом, современном смысле слова. Чтобы дать ощущение размеров этой «выставки-обозрения», достаточно сказать, что один лишь обезьянник состоял из полутораста экземпляров, а попугаи были представлены восемьюдесятью разновидностями17. «Выставка-обозрение» — таков был тот фон, на котором развертывались представления зооцирковых номеров, составлявших главную приманку. Карл Гагенбек собрал лучшие группы свои и своего брата и, облаченный в черную фрачную пару, впервые вышел в манеж в качестве дрессировщика18. Успехи превзошли все надежды, и после закрытия выставки предприятие это отправилось в гастрольное турне по Соединенным Штатам: первый зооцирк уже существовал.