Концерт в лесу

Из фронтовых воспоминаний.

— Эх, друг! — сказал Вася Коновалов. — Хороший получился номер... Да костюм у тебя не того... Не для сцены.

Я усмехнулся, скосил глаза на свой на­ряд. Кожух, перехлестнутый ремнями. Шапка-ушанка. Рваный, прожженный в не­скольких местах кусок парашюта, заменявший маскхалат... Ничего себе артист!

— Может, без меня обойдется?
— Как это обойдется? Ты что? А ко­стюм тебе будет!

Вася повернулся и зашагал прочь, оза­боченно насвистывая песенку. За плечом у него небрежно покачивался автомат. К поясу ладно пристроилась кобура писто­лета. Из-за голенища торчала наборная рукоять финки. Но Васю на сей раз обуревали заботы отнюдь не боевые. Сегодня, в канун ново­го, 1943 года, предстоял большой концерт, на который были приглашены не только партизаны нашего соединения, но и гости из соседних отрядов. И, уж конечно, на­шему главному концертмейстеру и бесс­менному конферансье не хотелось ударить в грязь лицом.

Прежде всего — концертный зал. Вася сам его спроектировал, и сам руководил строительством. На поляне, которая раски­нулась в центре лагеря, возле землянок штаба, добровольцы (от них благодаря Васиному обаянию и организаторскому таланту буквально отбоя не было) соору­дили «сцену» — огороженное березовыми жердями пространство. За сценой располо­жились импровизированные кулисы — пара саней с поднятыми вверх оглоблями, на ко­торых были развешаны трофейные камуф­лированные плащ-палатки. Места для зри­телей заменяли ряды неглубоких канавок, на краях которых можно было сидеть. Вековые ели, обрамлявшие поляну, служи­ли фоном и декорацией. Занавеса не бы­ло, да он и не требовался.

Но и сцена и зрительный зал — все это еще полдела. Главному концертмейстеру требовалось позаботиться и о гриме и о реквизите. Впрочем, и то и другое требовалось главным образом мне. Я должен был читать «Стихи о советском паспорте», и, по мнению Васи, мой партизанский на­ряд никак не подходил для этой цели. Участники всех остальных номеров, сценок и скетчей, автором которых был все тот же Вася, танцевальный ансамбль и парти­занский хор выступали в собственных и без того живописных костюмах...

Незадолго до начала концерта в нашей землянке появился Вася с большим узлом под мышкой.

— А ну, примерь! — лукаво усмехнулся он.

Я развязал узел и ахнул. Черное дра­повое пальто, черный галстук, белоснежная рубашка из роскошного парашютного шелка, невесть откуда взявшаяся фетровая шляпа, разумеется, тоже черного цвета.

— Где ты достал?
— Молчи, надевай и готовься к вы­ходу... Да смотри не запачкай! Начхоз с меня шкуру спустит...

Концерт начался сразу после обеда, чтобы успеть дотемна. Вася, у которого расходилось воображение, предлагал устроить искусственное освещение, разло­жив вокруг сцены костры, но командир соединения генерал Федоров запретил на­рушать светомаскировку.

В зрительном зале — народу битком. Все места заняты, А те, кому не хватило канавок, стояли вокруг тесным кругом, переминаясь с ноги на ногу. Зрители мол­чали. Все знали: на опушках неспокойно. Только вчера у деревень Вормино и Ката­лине шарила немецкая разведка, прощу­пывая расположение партизанских застав. Это верный знак, что гитлеровское коман­дование готовит очередную карательную экспедицию и что с часу на час надо ждать «гостей».

И тем не менее все свободные от на­рядов и караулов партизаны пришли на концерт. Всем известно, что концерты у нас бывают отличные. И артисты не обма­нули ожиданий зрителей. Хорош был и хор, который спел в числе прочих несколько партизанских песен, сочиненных нашими лесными поэтами. И пляска, хоть на сне­гу не получалось настоящего притопа, удалась на славу. И конферансье — сам Вася, который то и дело появлялся на сцене и улыбался своей широкой, удиви­тельно располагающей улыбкой, — так и сыпал шутками и прибаутками, вызывал дружное одобрение зрителей. А когда он пропел собственного сочинения частушки под названием «Три «Г», в которых «под орех» разделал Гитлера, Геринга и Геб­бельса, — прокатился такой смех, что с елей посыпались комья снега.

Мой номер тоже прошел под аплоди­сменты, хоть и читал я, признаться, неваж­но. Успех его определил, очевидно, ко­стюм, удивительный и странный в военном, партизанском лесу... Скоро от напряжения аудитории не осталось и следа. Нас охватило веселье, мы не замечали холода и дружно обсуж­дали каждое удачное слово, долетавшее со сцены. Наконец Коновалов объявил заключи­тельный номер, которого все дожидались с особенным нетерпением. Это была ко­роткая интермедия, написанная им самим. И главное заключалось в том, что исполня­ли эту интермедию профессиональные актеры.

В нашем соединении их было трое. За­служенный артист УССР Василий Хмурый был, говоря «старым штилем», трагиком, Дмитрий Исенко — комиком, а сам Вася Коновалов числился в списках труппы героем-любовником. Все трое работали до войны в Черниговском областном драмтеатре, а когда гитлеровские армии подошли к Чернигову, добровольно оста­лись воевать в тылу врага. Каждый подо­брал себе партизанскую специальность по своим склонностям. Василий Хмурый, че­ловек уже немолодой, определился в отдел пропаганды. Дмитрий Исенко стал подрывником, и на его минах взлетел в воздух не один вражеский эшелон. А Вася Коновалов, отличавшийся незаурядными органиэаторскими способностями, стал ко­мандиром партизанского взвода и прини­мал участие во многих боях...

Интермедия, поставленная, так сказать, силами Черниговского облдрамтеатра, пом­ню, начиналась так, На сцене появился ста-эоста-предатель, роль которого великолеп­но исполнял Митя Исенко. Кутаясь в огром­ный рыжий тулуп, он вслух рассуждал о том, как лучше служить- немцам и охо­титься за партизанами. «Я их, таких-сяких... — бушевал староста. — Вот поимею и сразу в расход выведу...».

Староста не заметил, как на сцене по­явились два человека.

— Эй, дядько! — окликнул один из них. — Где тут дорога к  лесу?

— А вы кто такие? По   какому-такому разрешению идете в лес? — коршуном на­летел на них староста. — А ну, пошли в управу, к господину немецкому начальни­ку!

— А вот по какому...

Тот из вновь прибывших, что был по­старше (его играл Хмурый), вынул из-за пазухи пистолет и... Однако конца интермедии нам увидеть так и не пришлось. Послышалось тонкое, комариное гудение мотора. Оно станови­лось все громче. Мы подняли головы: из-за деревьев, окружавших поляну, пока­залась «рама» — ненавистный партизанам фашистский самолет-разведчик. Видимо, летчик заметил скопление людей, «Рама» заложила глубокий вираж и сделала круг над поляной, едва не задевая крылом вершины елей. Навстречу ей ударили вин­товочные выстрелы, прогремела очередь из ручнике. «Рама» взмыла ввысь, сбросив на прощание несколько мелких противо­пехотных бомб, которые с сухим треском разорвались в лесу... И тотчас, будто в ответ, с опушек до­неслось железное постукивание автоматов и пулеметов. Послышалась команда: «В ружье!..»

Мы закинули за плечи автоматы и от­правились по своим местам. Мы знали: и сегодня, и завтра, и послезавтра, и через месяц — изо дня в день и из ночи в ночь — нам предстоят бои. Это было для нас са­мой обыденной и нормальной партизанской жизнью. Но на этот раз вместе с патрона­ми, которыми были набиты диски наших автоматов и пулеметов, мы уносили с со­бой боевой заряд веселья и хорошего настроения. И от этого снег казался не таким глу­боким, И мороз не таким яростным, И   победа — близкой   и   доступной...
 

Журнал Советский цирк. Февраль 1967 г.

оставить комментарий