Константин Яницкий

Как обозначить на афише жанр, в котором высту­пает Константин Яницкий? Куплетист? Жанровый певец? Чтец? Фельетонист? Или, как еще иногда пишут администраторы: «Универсальный артист в своем репертуаре»?

Пожалуй, все эти определения к не­му подходят и в то же время ни одно в отдельности и даже все вместе до конца не раскрывают его творческо­го существа. И, может быть, не очень профессионально, но в общем довольно точно сказать: Яницкий — разговари­вающий и поющий на эстраде человек. Не условная маска, даже не созданный сценический образ, а человек. Вот он, уже в годах, полный, одетый, конечно, в мод­ный, но совсем не нарочито шикарный костюм, вышел на сцену и улыбнулся. И всем сидящим в зале стало при­ятно: столько в этой улыбке теплоты и доброжелательства. И кого-то этот артист напоминает. Пожалуй, он похож на нашего бухгалтера или, может быть, на врача из районной поликлиники. Нет, скорее, это инженер, начальник отдела проектного института. А может, с подобным пассажиром мы ехали в купе поезда, когда отправлялись в команди­ровку?..

Вот эта бытовая обыденность, сегодняшность, помно­женная на большое обаяние, и располагает сразу наши сердца к Яницкому. В нем, кажется, ничего нет от актер­ского пафоса, самолюбования, он не комикует и не сентиментальничает. Он говорит и поет совсем просто, как будто дело происходит в комнате. И нет у него никаких масок, акцентов, ничего такого, что давало бы ему осно­вание создавать острохарактерные персонажи. По большей части он выступает от своего имени или, точнее говоря, от имени своего сценического персонажа. Впрочем, есть случай, когда Яницкий играет целую галерею образов, — это в обозрении «Кинокорова», где артист показывает, как снимали бы фильм о корове студии различных стран. Им здорово схвачено существо стандартного кинопроизведе­ния, будь то итальянская, французская, американская или советская продукция Тут и остроумный текст В. Консона и точно найденная артистом интонация — да, именно инто­нация — действующих в фильмах героев. Он ничего не ме­няет в своем облике, костюме, пожалуй, даже в жестах. Но вот... интонация. Нам так и слышится голос жителя шумной миланской улицы, легкомысленного француза, подглядывающего в окно к красавице-соседке, бармена и гангстера, расстреливающего всех подряд из своего кольта.

Слово на эстраде должно быть окрашено психологи­чески, типологически, индивидуально. Фраза должна быть построена и произнесена так, чтобы каждый зритель, совсем как профессор Хиггинс из «Пигмалиона» Б. Шоу, сразу бы понял, откуда этот человек, какое получил воспитание и образование. Яницкий это делает мастерски, и это его большое актерское достоинство. Яницкий в программе, которую он в апреле показывал в Москве, исполнял восемь вещей. Семь из них написаны Консоном. Не все они одинаково хороши, но в общем это остроумные и в то же время лирические эстрадные про­изведения. Жаль, что Консона пока плохо знают в Москве; судя по Яницкому, он умеет понять, почувствовать артиста и предложить ему то, что нужно, что отвечает его актер­ской    индивидуальности.

Восьмая вещь, и она показалась самой значительной, — фельетон «Встреча с друзьями», написанный Р. Виккерсом и А. Каневским. Это рассказ о том, как именно Яницкий, артист киевской эстрады, приехав в Москву, мечтал увидеть своих фронтовых друзей, пригласить на свой концерт, как он силой воображения заставил себя ощутить их, ибо все они трое пали в боях за Родину. К сожалению, героика редко звучит с эстрадных подмостков, где в данном слу­чае она. нашла свое место. Читая такой фельетон, легко, с одной стороны, впасть в сентиментальность, а с другой — засушить его. Яницкий избежал и того и другого. В его словах звучит подлинное волнение, и оно захватывает зал. Артист убедительно показывает тех, кто предстает в его воображении: и солдата-ворчуна, и ротную связистку, и талантливого врача, так и не сумевшего довести до кон­ца свою научную работу. И, что важно, каждый из них встает подлинно как герой, как человек, отдавший свою жизнь за то, чтобы сохранить миллионы жизней, за то, чтобы люди были счастливы.

Артистка И. Кострова в сцене «Берегите вечер» (обозрение «Вчера, сегодня, завтра)

Так же драматически исполняется положенный на музы­ку монолог «Алжир», о работе советских саперов по обезвреживанию земли Алжира от мин, оставленных коло­низаторами, делающими все, чтобы сохранить за собой эту богатую страну. В монологе есть смерть, есть горечь и боль о погибшем. Но артист прежде всего стремится передать то мужество, которое свойственно советским сол­датам, их чувство интернационального долга. Поэтому моно­лог волнует и восхищает. У Яницкого он прежде всего звучит, как гимн героизму.

Вообще обращение к героике кажется делом чрезвы­чайно нужным, заслуживающим всякой поддержки. И чем чаще эстрадные артисты взволнованно и убедительно бу­дут восхвалять героизм наших дней, тем будет лучше. Па­тетика и сатира — вот, как нам кажется, две вершины эстрадного искусства, особенно, когда оно обращается к слову. И тем более обидно, что такие вещи, как «Очи черные» и «Матросы», по существу, лишены и того и дру­гого. В «Черных очах» артист, отступая от своих принци­пов, начинает откровенно жалеть ресторанного певца из русских эмигрантов. Впадает в слезливость, в слюнтяйство. И тогда номер приобретает качества так называемых ин­тимных песенок, нравящихся мещанскому зрителю, ужасно любящему вот такую жалостливость, А между тем лите­ратурный материал дает основания и для иронии и для патетики. И если бы артист их использовал, его исполнение приобрело бы гораздо большую значимость, стало бы интереснее,   убедительнее.

Пролог эстрадного обозрения «Вчера, сегодня, завтра»

Что касается юмора, то он заложен в первую очередь в песнях «Новый дом», «Собрались в кино» и «А я хожу пешком». Последняя   из трех показалась самой лучшей. В ней над автомобилевладельцем артист не то что громко смеется, но лукаво подтрунивает. В конце концов владе­лец машины всегда оказывается в худшем положении, чем пешеход. Кто же может возражать против того, чтобы на эстра­де звучала добрая шутка? И зрители охотно аплодируют артисту, прибегающему к ней, тем более что он эту шутку талантливо исполняет: не пережимает, не буффонит, а чуть-чуть подсмеивается над приятелем, который при­езжает в гости на автомобиле и вынужден соблюдать «сухой закон», который все время боится, как бы кто-ни­будь не испортил его машину, и в конце концов все-таки налетает на фонарный столб. Вот это самое «чуть-чуть», так ценимое в искусстве, без которого и комедия, и водевиль, и оперетта, и эстрад­ное выступление, и цирковое антре часто приобретают грубый, вульгарный оттенок, у Яницкого хорошо соблю­дается. Благодаря этому «чуть-чуть» и номер нигде не вы­ходит за рамки хорошего вкуса.

Может быть, даже на протяжении целого вечера хоте­лось бы посмеяться громче, хотелось бы услышать вещи поострее, общественно более значимые. Право, у нас есть над чем смеяться, над чем смеяться просто необхо­димо. Яницкий, как кажется, мог бы приблизиться к сати­рической  вершине,  значит,  он   к  ней  должен  стремиться. Ну, а какой же вывод надо сделать в целом? Константин Яницкий — талантливый артист, со своим творческим лицом, имеющий успех у зрителей. Ну что же, это такие комплименты, которых, увы, далеко не все эстрадные артисты заслуживают.
 

Ю. ДМИТРИЕВ

Журнал Советский цирк. Июль 1965 

оставить комментарий