Куклы Екатерины Беклешевой

«Мама делает кукол для эстрады; этим да еще Борькиной стипендией они живут. Куклы необыкновенные — мягкомимирующие; таких кукол, кроме мамы, не делает никто.

Грубая, холщовая, многократно простроченная прокладка, мягкое, так называемое «школьное» сукно, розовое или бежевое, бусины, пуговицы, случайные лоскуты, которыми набит ларь в кухне, старые распоротые платья, сношенные штаны — не верится, что из всего этого создается законченный характер: надменная, черствая, без единой кровинки в лице, вся в дрожащих кружевах Пиковая дама, сговорчивый, лукаво ухмыляющийся Санчо Панса, бес­совестный Ноздрев, сладкоголосый Мисаил... Если надеть куклу на руку, пошевелить пальцами — она улыбается, лезет обнимать­ся, благодушествует, негодует...

Склонив крупную голову, мама целыми днями сидит на кухне в ворохе лоскутов; пальцы ее колдуют, губы что-то шепчут, а кукла смотрит на нее нетерпеливо, требовательно... Темпера­ментное, строптивое, яркое кукольное племя!.. Куклы заполнили весь дом, они подслушивают, соглядатайствуют, перешептываются, высовывают любопытные носы из-за стеклянных дверец шкафа, упрямо смотрят, поверженные на дно чемодана...».

Эти строки взяты мною из документальной книги Л. Кабо «Повесть о Борисе Беклешове», недавно скончавшемся москвиче, одаренном воспитателе ребят. Его мать — Е. Т. Беклешова, — потеряв мужа, пошла в учение к художнику. И тут выявился скрытый ее талант: Екатерина Терентьевна оказалась незаурядным скульптором и художником-шаржистом одновременно.

Но скульптуры свои она не лепила, а шаржи не рисовала. Материалом для ее работ являлись не цемент, гипс, бетон, глина, не карандаш и тушь. С помощью материала, который любой художник назвал бы просто хламом, по-нынешнему — утилем, Беклешова принималась за колдовство. Скульптуры у нее получались мягкими, и каждая отличалась карикатурностью. Вскоре ее причислили к разряду людей редких профессий. Ведь ее куклы, попадая в умелые руки, оживали, меняли выражение физиономий, смеялись, моргали глазами, жестикули­ровали.

Созданные еще до войны, куклы — Дон-Кихот и его сподвижник Санчо Панса, или рыжий клоун, или гоголевский Пацюк — мгновенно переходят от одного состояния к другому — от смеха к грусти, Их лица становятся то серьезными, то печальными, то хохочущими. Секрет поистине «человеческой» подвижности кукольных фи­зиономий раскрывается, если хорошенько к ним присмотреться. Каждую складку, «морщинку» создаваемого «лица» Екатерина Терентьевна тщательно продумывает, неоднократно примеряет и, лишь убедившись, что получается нужное сходство, что улыбка или грустное выражение соответствуют оригиналу, делает соответствующие стежки. Потому-то «лица» сделанных ею кукол изборождены множеством швов. Когда началась Великая Отечественная война, мать дала уходившему на фронт сыну Борису несколько сделанных ею кукол. Здесь я снова процитирую несколько строк из «Повести о Борисе Беклешове»,

«Теперь она делает кукол для фронта, Муссолини, с его тяжелой челюстью, Геринга, трясущего щеками в бессильной ярости, припадочного ефрейтора с оттянутым книзу носом и пустыми глазами; тексты для всех этих господ пишет Мариша Баженова. Несколько кукол всегда с Борисом, в его походном мешке. Борис разыгрывает с этими куклами диалоги, сценки, вокруг них, на привале постоянно оживление, смех. Комиссариат обороны объявляет Беклешовой благодарность, зачисляет ее на довольствие, придает ее работе особое, оборонное зна­чение».

Однажды к Беклешовой заглянул Сергей Образцов и попро­сил сделать куклу, изображающую Муссолини. Вскоре артист выступал с грузным карикатурным дуче. Потом — как летит время, уже минуло почти четверть века! — пришел немного застенчивый Аркадий Райкин, заказал куклы Гитлера и Геббельса. Артист тогда подготовил фельетон «Время идет вперед» и поехал с «фюрером» к черноморским морякам. Многие выезжавшие на фронт актеры нуждались в продукции талантливой художницы. Вскоре Беклешова получила мас­совый заказ на изготовление «гитлеров», «герингов» и прочих фашистских заправил.

— Во время войны я изыскивала материал, где была воз­можность, — рассказывает Екатерина Терентьевна. — Вдова Горького, Екатерина Пешкова, отдала мне старые носильные вещи, даже пиджаки Алексея Максимовича. От нее достались и ста­ринные кружева, которые вы видите на старой графине — Пико­вой даме. Пригодились для моей работы и старые тужурки Ильи Эренбурга.

...Е. Т. Беклешовой сейчас около семидесяти. Полвека назад она была дипломатическим курьером. Она работала с В. В. Воровским, видела В. И. Ленина, жила в Италии, возила почту на родину и обратно. Там познакомилась с Максимом Горьким и его семьей.

В пору своей молодости Екатерина Беклешова не думала и не гадала, что сможет собственноручно сотворить столько кукол, что они «оккупируют» квартиру, превратят ее в музей. Прав­да, ее кукол можно увидеть на эстраде, в мультфильмах, на передвижных выставках и кукольных фестивалях. Однако больше всего их у самого автора, который относится к ним по-материн­ски и очень не любит расставаться с ними. Но многие куклы все же уходят от нее, чтобы стать достоянием многочисленных зрителей. Так ушли «Венера Михайловна Пустомельская, кандидат околовсяческих наук»; ушла, ставшая популярной, «Театральная кассирша» и «Собака-мама со своим выводком», которому она поет собачью колыбельную. С ними познакомила советских и зарубежных зрителей артистка Москонцерта Марта Цифринович.

Во многих странах побывали вместе с М. и Е. Донскими соз­данные Беклешовой смешной гном и неунывающий «Андрюша». Артист ЦДСА Лев Шабарин развлекает бойцов и офицеров лихим «Солдатом Федей Тарускиным», а сейчас его дожидается уже законченная Беклешовой «Цыганская  певица». Видели мы на квартире у Беклешовой и трио известных всему миру художников Кукрыниксов. Екатерина Терентьевна сделала куклы-шаржи, изображающие всю троицу — Куприянова, Кры­лова и Соколова.

Есть у нее «Михаил Светлов» и «Козьма Прутков», «Бравый солдат Швейк» и «Актриса С. Бирман». Еще недавно были в этой коллекции «Рина Зеленая», «Н. Смирнов-Сокольский», «Г. Ярон» и «И. Набатов», недавно ставшие экспонатами выставки. А вот фигуры из «Мертвых душ»: Чичиков, Плюшкин, Собакевич, Коробочка, Ноздрев...

— Не люблю я Ноздрева, — говорит художница. — Всех моих кукол очень люблю, а этот мне несимпатичен...

Что же до нас, то вся творческая продукция Екатерины Те­рентьевны нам очень симпатична. На ней, на этой продукции, лежит печать вдохновения талантливого скульптора и художника-карикатуриста.
 

МАКС ПОЛЯНОВСКИЙ

Журнал Советский цирк. Февраль 1967 г.

оставить комментарий