Сегодня в цирке выходной
Сегодня пятница. В цирке выходной. Знаете, что такое выходной в цирке? О, это очень много! Этот день совершенно не похож на всю неделю. Он, этот день, таит в себе массу удовольствий и приятных отклонений от строгого распорядка цирковых будней.
Во-первых, вы можете спать хоть до обеда: репетиции нет и торопиться вам некуда. Встав с постели и уяснив себе, что сегодня в цирке выходной, вы можете пройтись до угла и выпить кружку пива. Здорово? На то он и выходной, чтобы чувствовать себя этаким свободным и независимым!
Правда, у пивного ларька, на углу, висят часы, и, случайно взглянув на них, вы убеждаетесь, что сила привычки подняла вас так же рано, как и в обычный день, когда вы, наспех проглотив стакан чая, мчитесь сломя голову на репетицию.
Не огорчайтесь, перед вами стоит пиво, следовательно, отклонения начались, и выходной вступил в свои чудесные права!
Вы прихлебываете пиво, и лениво думаете о том, что обедать сегодня вы сможете тогда, когда вам это вздумается: в три, в четыре, в пять... Нет нужды в том, чтобы к вечеру у вас был пустой желудок и вы с тревогой думали бы: не поздно ли вы пообедали после репетиции и хватит ли у вас дыхания до конца номера...
Сегодня вам на это наплевать! Вы можете даже вообще не обедать. Но уж если вы пообедали, так вовсе незачем ложиться отдыхать. Идите куда угодно — в кино, в музей, ловить рыбу... Просто гуляйте по городу. Идите на рынок, купите несколько десятков живых раков, сухого укропа, чесноку, петрушки, эстрагону (есть такая пахучая травка!), пачку соли и дома, в самой большой кастрюле, собственноручно варите все, что вы притащили с базара. Варите до того момента, пока вся квартира не пропахнет рыночными специями, а раки не станут темно-красными. Тогда берите бидон и мчитесь на угол за пивом.
—Что, не хватило? — заговорщически подмигивает вам человек, продающий пиво.
Он узнал вас, и ему хочется поговорить.
— Раки... — небрежно бросаете вы.
— Готовых брали? — осведомляется человек, лениво берясь за ручку насоса.
— Живых, — спокойно говорите вы.
— Эстрагон клали? — тоном специалиста спрашивает человек, ускоряя движение ручки насоса.
На этот вопрос вы можете не отвечать. Просто усмехнитесь и скажите, разглядывая свои пальцы:
—Чеснок шинковал, чуть весь не перерезался...
Человек сражен. О необходимости чеснока он и не подозревал.
Рука, качающая насос, из глубочайшего уважения к вам начинает двигаться с невероятной скоростью. Кажется, что, если использовать сейчас энергию этого человека, он смог бы осветить две больницы, три школы и местный театр оперетты.
Наконец пиво налито, и уничтоженный знаток робко протягивает вам бидон. Платите и великодушно улыбайтесь. Сегодня выходной, и вы прощаете ему обилие пены и недостаток знаний.
И вообще, с самого утра вы стараетесь не думать о цирке. Не потому, что вы не любите цирк, и не потому, что он вам очень надоел за прошедшую неделю. Нет, просто вы активно отдыхаете.
Значит, о цирке вы не думаете!
Однако еще в тот момент, когда вы расплачиваетесь за утреннюю кружку, вас начинает мучить мысль, что вчера, после представления, вы забыли запереть свою гардеробную или не зачехлили реквизит, стоящий за кулисами. В голову вам приходит еще пятнадцать причин, по которым вам просто необходимо хоть на секунду забежать в цирк.
И вот тут происходит самое страшное... Начинается неравный бой!
Вы робко пытаетесь убедить себя в том, что гардеробная закрыта, что реквизит тщательно укрыт брезентовыми чехлами и что все остальные причины, по которым вам необходимо быть в цирке, выеденного яйца не стоят. Но не тут-то было!..
Причины размножаются, как бактерии, невероятно быстро. А так как, несмотря на несколько лет работы в цирке, иммунитет у вас не выработан, вы оказываетесь в проходной цирка намного раньше, чем успеваете сообразить, зачем вы все-таки пришли сюда в свой единственный выходной день.
— Митрич, привет! — с фальшивой бодростью говорите вы вахтеру.
— Привет, оно конечно, привет, — говорит вахтер. — Однако лучше бы вы все отдыхали сегодня...
— Кто-нибудь есть? — с надеждой спрашиваете вы.
—Найдутся, — отвечает вахтер и отворачивается.
После этой содержательной беседы вы чувствуете себя намного уверенней. Вы проходите за кулисы и в полутьме дважды спотыкаетесь: обо что-то твердое и обо что-то мягкое.
Мягкое возмущенно шипит снизу:
—Тише, черт! Смотри, куда лезешь!..
Глаза привыкают к полутьме, и вы узнаете своего приятеля, воздушного гимнаста. Он лежит на полу в замасленном комбинезоне с карандашом в руках и что-то подсчитывает на клочке бумажки.
Твердым оказываются снятые с купола электрический мотор, разобранный редуктор, шкивы, инструменты и какие-то детали неизвестного назначения.
—Ты чего разлегся? — спрашиваете вы приятеля.
Не отрывая глаз от клочка бумажки, он почесывает карандашом нос и отвечает:
—Понимаешь, тут дело вот в чем... При стабильном напряжении в двести двадцать вольт мотор дает восемьсот оборотов в минуту... Редуктор на выходе дает шестьдесят. Есть у меня еще два промежуточных шкивка, один к четырем... Дай сигарету! И получается, что мы медленно летаем. А нужно в полтора раза быстрее. Спички есть? Все это очень просто, но я тут чего-то запутался и не могу сообразить... Давай бери карандаш!
Вы берете карандаш и находите чистый листок бумаги.
—Значит, так! — оживленно говорит лежащий на полу воздушный гимнаст. — Если мы выкинем один промежуточный шкив...
Спустя полчаса вы тоже понимаете, что все это очень просто, но почему-то у вас ничего не получается. А еще через десять минут воздушный гимнаст забирает у вас карандаш, оставшиеся сигареты и посылает вас к чертовой бабушке. На душе у вас становится сразу легко, и вы направляетесь в манеж. Проходя лимо своей гардеробной, вы убеждаетесь, что она закрыта, а стоящий рядом с дверью реквизит тщательно запеленут, как новорожденный. Но вы уже не презираете себя за слабость, а наоборот, думаете о себе, как о человеке аккуратном и предусмотрительном.
Еще не дойдя до занавеса, вы слышите щелкание шамбарьера и доносящийся с манежа голос дрессировщика лошадей:
—Алле! Ай, браво, Малышка!..
Тут вам становится уже совсем хорошо. Вы проскальзываете в боковой проход и, бстановившись у барьера, невинно вопрошаете:
—Чего это вы, Николай Николаевич, задумали в выходной репетировать!
Дрессировщик лошадей берет шамбарьер под мышку, достает пачку папирос и закуривает:
—Да вот не хватает мне времени репетиций для молодняка... Решил погонять их с утра, да завозился... Сейчас кончаем, — говорит он конюхам. — Пускай еще разок! Алле, Буян! Алле, алле! Малышка, не отставай! Ай, браво, мои хорошие!..
Лошади пробегают один круг, второй, третий, четвертый... А посередине манежа, прикусив давно погасшую папиросу, стоит дрессировщик и, держа шамбарьер в вытянутой руке, ведет лошадей, то подгоняя одну, то сдерживая другую...
Лошади покрываются темными пятнами пота, с морд хлопьями слетает пена.
—Барьер! — кричит дрессировщик.
Конюхи моментально открывают проход в барьере.
—Санже! — резко щелкает шамбарьер.
Лошади поворачивают от середины круга и рысью убегают за кулисы. Там их перехватывают конюхи и уводят во двор, на ходу снимая сбрую. Дрессировщик тяжело перелезает через барьер.
—Ну а ты-то чего приплелся? Шел бы гулял... — устало говорит он.
Вы не успеваете ответить. В центральном проходе появляются два пожилых клоуна — маленький толстый и высокий худой. Они только что из бани. Это видно по прилизанным прическам и багровым физиономиям.
— Здравствуйте! — говорит маленький толстый задыхаясь. — Ах, какая здесь парилка в бане!
— Равных нет, — говорит второй и вытирает платком шею.
— Ну что? — спрашивает толстый клоун, усаживаясь во второй ряд. — Трудитесь?
—Слушайте, сходите в парилку! Не пожалеете, — говорит второй, садясь рядом с ним. — Наших было человек восемь. Наверное, придут сюда.
И действительно, через несколько минут вваливается почти вся группа акробатов-прыгунов. Это молодые ребята. Они совсем недавно закончили цирковое училище, и это их первый цирк.
Они усаживаются в третий ряд, сзади клоунов, и начинают преувеличенно восхищаться героическим поведением обоих клоунов в парилке.
— Смейтесь, смейтесь, молокососы, — ворчит толстый клоун. Он поворачивается к партнеру и говорит: — Как тебе нравятся эти наглые попрыгунчики, Вася?!..
— Эти наглые попрыгунчики мне совсем не нравятся, Гриша!.. Мало того, что они сами выскочили из парилки через секунду после того, как влезли туда, так они еще набрались нахальства хихикать за нашими спинами здесь,
в цирке! А мы с Гришей березовый веник в лохмотья превратили! Не вам чета!..
Сзади ехидно замечают:
—Зато потом кто-то из вас целый час в предбаннике ловил ртом воздух и держался за сердце...
Толстый клоун возмущенно вскакивает и поворачивается к прыгунам:
—Пусть мое сердце вас не волнует! Оно пролетало вместе со мной с трапеции на трапецию двадцать пять лет над манежами всех лучших цирков Европы и ни разу не подводило меня!.. И я не покрывался такой «интересной» бледностью, как вы после двух-трех сальто-морталей!..
И если сейчас мое сердце немножко сбилось с темпа, так это, во-первых, в бане, а не в манеже, а во-вторых, за сорок лет работы в цирке я видел таких остроумных мальчиков, как вы, сотни!..
Толстый клоун фыркает и садится на свое место. Прыгуны смущены. Один из них, стараясь загладить неловкость, спрашивает:
—Вы работали в «Воздушном полете»?
Толстый клоун подскакивает на своем кресле:
—Нет, ты слышишь, Вася?! А!.. Как тебе это нравится?.. — Он поворачивается к уже совсем притихшим прыгунам и указывает на второго клоуна: — Вот сидит мой партнер. В номере «Воздушный полет» он много лет был ловитором... Так вот, пусть он вам расскажет, где я работал и как это выглядело! Вася, объясни им, они этого еще не проходили...
Высокий худой клоун заталкивает клочок ваты в мундштук папиросы. Он долго роется в карманах, находит зажигалку и не спеша прикуривает.
— Кто такой Кодона был, знаете? — наконец спрашивает он прыгунов.
— Знаем!..
— А про старика Донато слыхали?
— Слыхали!
— Так вот, Кодона, Донато и Гриша были лучшими вольтижерами за всю историю цирка! Это были полетчики экстра-класса! И назывался Гриша тогда «Райтонс»! Ясно?
— Райтонс?! — Прыгуны ошеломлены, — Так мы вас еще в училище проходили!.. Дядя Гриша, так это вы были Райтонс?..
— Нет, это была моя бабушка, — обиженно буркает толстый клоун. — Кажется, эти мальчики действительно доведут меня до инфаркта!..
Но он уже не сердится. Он достает из кармана жестяную баночку с леденцами и, не оборачиваясь, протягивает ее в третий ряд.
—Лопайте конфеты, — говорит он. — Вы в том возрасте, когда еще не стыдно сосать леденцы. Я, например, это делаю с удовольствием, правда, исходя из других соображений... — грустно добавляет он.
Прыгуны, чмокая, сосут леденцы. Мир.
Высокий худой клоун начинает вспоминать старые времена, хрестоматийные имена актеров, цирки прошлых лет и свою молодость. Толстый клоун тоже включается в разговор, и во г они уже оба, перебивая друг друга, рассказывают массу интересных историй, вспоминают курьезные случаи, легендарные ляпсусы и замечательных людей старого цирка.
Многое звучит необычно и удивительно, и по странным сочетаниям исконно русских имен и иностранных фамилий, вроде «Васьки Ферраро», «Тимофея Брок» и «Ваньки Клерринг», вы понимаете, сколько времени прошло с той поры, о которой взволнованно рассказывают два хороших пожилых клоуна...
Из-за кулис слышится унылое мычание саксофона. Иногда мычание срывается и переходит в дребезжащее блеяние. Изредка саксофон хрипит от натуги. Тогда его звук начинает походить на дуэль двух контрабасов, и вам становится не по себе.
Однако если отбросить эти мелочи и прислушаться внимательно, вы узнаете настойчиво повторяющуюся музыкальную фразу из знакомой вам песенки.
Человека, дующего в саксофон, вы знаете. Это ваш знакомый эквилибрист. Он хочет сделать второй номер со своей женой, и почему-то считает, что для этого ему необходимо научиться играть на саксофоне.
Но вдруг за кулисами возникает треск мотоцикла. Саксофон в последний раз простуженно кашляет и смущенно замолкает.
— Рыбаки приехали, — говорит кто-то, и прямо в манеж на мотоцикле въезжают два акробата-эксцентрика. Оба они в соломенных шляпах, ватниках и резиновых сапогах. За спинами у них рюкзаки, а по бокам мотоцикла приторочены авоськи. У сидящего на заднем седле в руках пучок удочек.
— Привет! Привет! Привет! — кричат эксцентрики, совершая круг почета. Они глушат мотор, слезают и прислоняют мотоцикл к барьеру. Затем один из них снимает рюкзак, а другой достает оттуда штук тридцать мелких
рыбешек, нанизанных на кусок шпагата. Они торжественно закладывают связку во всю длину на барьере и молча раскланиваются.
— Почем брали? — спокойно спрашивает дрессировщик лошадей.
— То есть как «почем»?! — Эксцентрики потрясены до глубины души.
— Женька! — кричит с негодованием один другому. — Собирай, заводи, поехали!..
— Да мы вчера после представления до часу ночи весь двор перекопали, червей искали! — плачущим голосом говорит Женька.
— Мы уже в пять часов утра на озере были! — вопит Женькин партнер и запихивает рыбу в рюкзак.
— Не сердитесь, братцы, — говорит дрессировщик лошадей. — Я пошутил... Просто мне показалось, что для двоих рыбы здесь многовато...
— Что вы, Николай Николаевич! — сразу успокаиваются эксцентрики. — Клев был потрясающий! Мечта, а не клев!.. Там, на этом озере, рыба какая-то ненормальная... На что угодно берет! Хоть на окурки...
Женька снова вытаскивает рыбу и, держа в руках всю связку, направляется за кулисы.
—Ты куда? — окликает его партнер. Женька поворачивается:
—Отдам сторожихе на конюшне. Пусть себе уху варит... — Он раздвигает занавес и сталкивается с жонглером, который, держа своего восьмилетнего сына за руку, входит в манеж.
Жонглер и его парнишка вежливо здороваются со всеми и озабоченно поглядывают на опилки.
— Чем вы смущены, Дима? — спрашивает высокий клоун.
— Я хотел немножко потаскать своего свинтуса, да вот ковер убрали...
— А вы возьмите репетиционную дорожку и постелите, — говорит дрессировщик лошадей. — Она лежит прямо за занавесом. Только манеж нужно заправить... — Он встает, идет в центральный проход и возвращается с охапкой граблей.
— Сынок, вот тебе ключ от гардеробной, беги переоденься и захвати ручную лонжу, — говорит жонглер.
Мальчик берет ключ и убегает за занавес. Дрессировщик лошадей подходит к группе акробатов-прыгунов и, вручая каждому грабли, говорит:
—В старое время любой цирковой артист умел заграбить манеж. А хорошо заправленный манеж — это произведение искусства! Не улыбайтесь, ребята! Вам, прыгунам, это должно быть очень хорошо известно... Идемте, я вам покажу, как это делается!
И вот начинается великолепный профессиональный урок заправки манежа. Скоро все сидящие в креслах перелезают через барьер и присоединяются к прыгунам.
И факт остается фактом. Чем старше актер, тем лучше он владеет граблями. После нескольких взмахов дрессировщика и обоих клоунов их участок можно вымерять ватерпасом. Жонглер, эксцентрики и вы делаете это намного хуже. На ваше счастье, прыгуны заграбляют манеж настолько плохо, что ваш кусок арены выглядит по сравнению с их участком просто прекрасно.
Дрессировщик лошадей и клоуны выравнивают ваши огрехи, прыгуны расстилают ковровую дорожку.
Из-за занавеса появляется мальчик. Он в трусиках и мягких ботиночках. Жонглер снимает пиджак и немножко растягивает узел галстука.
—Разомнись, — говорит он сыну.
Мальчик бегает, прыгает, делает «колесики» и кульбиты, стоит на руках. Уже по тому, как он разминается, вы замечаете, что выполняет он все чисто, красиво и, как говорят в цирке, «школьно».
— Разогрелся? — спрашивает жонглер сына.
— Да, папа, — отвечает мальчик.
— Надень лонжу.
Мальчик застегивает на себе пояс с веревками. Одну веревку берет в руки отец, вторую — кто-то из прыгунов. Мальчик серьезно и сосредоточенно репетирует бессчетное количество раз перевороты и сальто-мортале. Он делает их с разбега, с места, с барьера... Всякий раз, когда у него что-нибудь не получается, жонглер останавливает его и объясняет ошибки.
—Экий молодец этот Дима! — говорит один клоун другому. — Как он верно и спокойно репетирует с мальчишкой, просто умница!
Затем мальчика учат, как нужно стоять на одной руке. Это оказывается сложнее, так как никто из окружающих хорошо стоять на одной руке не умеет, и показать мальчику некому. Страдающие звуки саксофона за занавесом подсказывают выход из положения.
— Давайте позовем эквилибриста, — говорит эксцентрик Женька.
— Он на одной руке стоит здорово, а кстати мы отдохнем от его саксофонии!
Идея восторженно принимается, и измученный проблемой второго номера эквилибрист вызывается в манеж. Он приходит, отстегивает висящий на шее саксофон и бережно кладет его на барьер. Затем облегченно вздыхает и улыбается счастливой улыбкой освобожденного узника.
— На что жалуетесь? — тоном доктора спрашивает он мальчика.
— На одну руку, — смеется парнишка.
— Так это же не смертельно! — говорит эквилибрист. — Это делается так!...
Он блестяще выходит в стойку на одной руке и, щелкнув каблуками, замирает. Простояв несколько секунд, он опускается на ноги и начинает тренировать мальчика.
Свет, проникающий в манеж через вентиляционные окна, становится явно недостаточным, и Женькин партнер отправляется в будку электроцеха. Через пять минут он втаскивает упирающегося электрика.
— Товарищи артисты! — говорит электрик. — Все это напрасно! Директор приказал в выходные дни энергию не жечь!..
— Да ты посмотри, можно ли в такой темноте репетировать?! — обрушивается на него эквилибрист.
— Никто вас не заставляет репетировать, — отбивается электрик. — Сидите дома, там свет есть! Сегодня день не рабочий!
— Ах, нерабочий? Что же ты делаешь здесь в таком случае? — кричат все.
— Я особая статья, — уже спокойно говорит электрик.— Мне нужно силовой щит переделать.
Маленький толстый клоун подходит к электрику.
—Пожалуйста, включите дежурный свет, минут на двадцать.
—Хорошо, — говорит электрик. — Сейчас.
Свет включен, и репетиция продолжается.
Но вот клоуны смотрят на часы, прощаются и покидают цирк. Минут через десять с треском уезжают эксцентрики.
Мальчик идет мыться, а его отец, жонглер, надевает пиджак. Эквилибрист с отвращением, осторожно укладывает саксофон в футляр и уходит. Прыгуны вспоминают, что у них билеты в кино, и мгновенно исчезают. Жонглер идет в будку электрика — нужно выключить дежурный свет. Свет гаснет, а жонглер не возвращается. Он, наверное, забрал сынишку и ушел с ним домой. В цирке уже совсем темна.
Вы, кажется, хотели куда-то пойти вечером? Ах да!.. В театр... Но спектакль может кончиться поздно, и вы не выспитесь перед завтрашней репетицией...
Вы медленно направляетесь за кулисы.
Совершенно так же, только ногами в другую сторону, лежит на полу воздушный гимнаст. Вокруг него вдвое больше деталей.
—До свидания, — говорите вы ему.
Воздушный гимнаст смотрит куда-то мимо вас.
—Если мы выкинем один промежуточный шкив... — совершенно безнадежно шепчет он.
Из проходной плывет запах ухи и лаврового листа. Внутри сидит сторожиха по конюшне и что-то горячо рассказывает старику вахтеру, размахивая руками. Вахтер смотрит на ее руки и кивает головой в такт каждому взмаху...
Вы выходите на вечернюю улицу и даете себе слово, что следующий выходной проведете совсем не так!..
Журнал «Советский цирк» май 1961 год
|
RSS 
