Школа мужества

Зрелище было захватывающим и даже немножко страшноватым. Оглушая публику ревом мотора и выстрелами выхлопных газов, человек в авиационном шлеме кружился на мотоцикле по круглой вертикальной стене.

Константин Карпович Попов

Под колесами его машины пружинили, выбивая дробь, доски гигантской «бочки» и ходила ходу­ном галерея. И от этого стоящим на ней зрителям порой казалось, что вот-вот развалится вся конструкция аттрак­циона. А когда мотогонщик надел на лицо черную повяз­ку и стал делать крутые виражи с закрытыми глазами, мно­гие из публики невольно отпрянули назад: малейшее от­клонение руля в сторону, и машина вылетит наружу из «бочки». Но этого не произошло. Человек в авиационном шлеме был мастером своего дела. Колеса его мотоцикла ни разу не переехали за красную ограничительную полосу, находящуюся всего в  полметре от барьера.

К. К. Попов в форме словацкой армии

Поразив зрителей своей смелостью и ловкостью, гон­щик плавно съезжает на дно «бочки». Вздох облегчения прокатывается по галерее и тотчас же сменяется дружны­ми аплодисментами. Артист слезает с мотоцикла и снимает шлем. На его крупном, мужественном и немного суровом лице появляется застенчивая улыбка. Вместе с партнерами он кланяется публике.

— Вот это храбрец! — восторгаются повисшие на барье­ре   ребята. — Чисто   космонавт!
— И откуда берутся такие отважные люди?
— Наверное,    школу   специальную   оканчивают, — про­должают начатый школьниками разговор зрители, спускаясь по   лестнице   с   галереи.

Нам невольно захотелось побеседовать с мотогонщиком, и мы пошли за ним в маленький дворик аттракциона, где он собрался немного отдохнуть до начала следующего сеанса. В это время у калитки появляется старик почтальон. Но он не помешал нам, а даже в какой-то мере помог начать   разговор   с   артистом.

— Где тут у вас Константин Карпович Попов? — спраши­вает   старик.
— Я! — по-военному отвечает мотогонщик.
— Вам два письма из Чехословакии, — говорит почтальон, протягивая ему конверты.
— Давайте, давайте, — оживился артист. — Это от моих друзей.
— Выходит дело, вам и там приходилось выступать?
— Да, — улыбается Попов и, надорвав один из конвертов, добавляет,— правда, только в другой роли...
— Вот и Чехословакия. Мы под Лилтовской Осадой, — сообщил десантникам командир самолета, — сейчас будем   прыгать.

Константин Попов и десять его товарищей застегнули шлемы, поправили лямки парашютов и направились к раскрытой двери. Внизу,   под   самолетом — темнота,   полная неизвестности: ни костров, ни сигнальных огней. Куда они приземлятся — к словацким партизанам или прямо в руки фашистских карателей? Но раз прыгать, так прыгать. Силь­но оттолкнувшись от самолета, Попов смело бросился вниз. Рывок от раскрывшегося парашюта, и через несколь­ко   минут  он достиг земли. Десантники оказались в горном лесу. С волнением жда­ли они наступления утра. Эту короткую и тревожную лет­нюю ночь с 25 на 26 июля 1944 года Попов запомнил на всю жизнь. Он впервые прыгал с парашютом в тыл врага. Но он уже имел за плечами немалый опыт партизанской борьбы, поэтому его и послали сюда — в Словакию. Месяц тому назад Клемент Готвальд встретился в Киеве с секре­тарем ЦК КП(б)У Н. С. Хрущевым и просил его оказать помощь чехословацкому партизанскому движению, напра­вить инструкторов, которые могли бы возглавить борьбу с   фашистскими   оккупантами.

И теперь, дожидаясь утра, Попов и его товарищи думали о том, как выполнить столь ответственное задание. Утро развеяло многие их опасения. Первый же встре­ченный ими в лесу человек — пастух коз радостно привет­ствовал их и помог связаться с подпольщиками-коммуни­стами. Весь словацкий народ кипел ненавистью к немецким фашистам. Узнав о прибытии русских десантников, в горы ежедневно приходили сотни крестьян и горожан. Не про­шло и месяца, как из них была сформирована Первая словацкая партизанская бригада. 29 августа вспыхнуло словац­кое народное восстание, в подготовке которого активное участие принимали советские десантники. Партизаны спу­стились с гор и напали на немецкий гарнизон. Эту первую боевую операцию возглавил начальник штаба бригады Константин   Попов. Восстание разрасталось. Вскоре сформировали Вторую словацкую партизанскую бригаду. Попов стал ее команди­ром.

Около двух месяцев держали фронт против фашистов плохо вооруженные партизаны. Силы были явно неравны­ми: десять отборных дивизий направил Гитлер на подавле­ние восстания, Партизаны решают изменить тактику борь­бы, уходят в горные леса. Против бригады Попова были брошены две мотомеханизированные дивизии с танками и артиллерией. Однако партизаны выстояли. Тогда фашисты задумали уничтожить партизан голодом, блокировали бригаду, лишив ее подвоза продовольствия. День и ночь горят внизу у гор вражеские костры. А на вершине, в пар­тизанском лагере ни огонька: нельзя фашистам выдать свое расположение. Пошли холодные осенние дожди. На исходе боеприпасы. Уже целую неделю бойцы получают в день по сто граммов хлеба и фактически едят одни бу­ковые орехи.  Фашисты уже объявили в газетах о том, что партизан­ская бригада перестала существовать — с Поповым покон­чено. Но бригада цела.. Прорвав вражеское оцепление, она уходит в соседнюю долину. Фашистам ничего не остава­лось, как поместить в тех же газетах объявление, что гер­манское командование наградит каждого, кто живым или мертвым доставит в штаб неуловимого комбрига. Выдать награду фашистам так и не удалось. Не помогли им и засылаемые к партизанам шпионы и убийцы с ампула­ми яда. Все они своевременно разоблачались и обезврежи­вались народными мстителями. Был случай, когда сам Полов обнаружил, что под видом поступления в партизаны к ним в лагерь пришла большая группа врагов. Комбриг заметил — у всех пришельцев часы отставали на два часа: они показывали берлинское время. Когда владельцев ча­сов арестовали, они признались, что были посланы к парти­занам   с   заданием   убить   их   командира.

Имя Попова вызывало у врагов страх. И хотя он нахо­дился в горах, а фашисты в городах и деревнях, комбриг фактически оставался хозяином целого края. Он имел всегда постоянную связь с антифашистским подпольным движением и населением, снабжавшим бригаду продовольствием, одеждой и самыми точными и свежими сведения­ми о враге. Это позволяло Попову умело и очень эффективно вести боевые операции. Партизаны накосили удары по фашистским гарнизонам, жгли жандармские комендатуры, взрывали мосты и рельсы, выводили из строя линии связи, уничтожали агентов гестапо и лиц, сотрудни­чавших с фашистами. Они вели против врага активную агитацию   и   даже   выпускали   газету. Страх фашистов перед Поповым был настолько велик, что их мелкие гарнизоны старались по возможности лояльно вести себя по отношению к местному населе­нию. Они знали твердо: если русский командир узнает о их злодеяниях, он обязательно придет в одну из ночей со своими бесстрашными партизанами и жестоко пока­рает их.

А крестьяне окрестных сел боготворили Попова. О нем в народе ходили самые невероятные слухи и легенды. Кре­стьяне считали его старым русским коммунистом и даже генералом, окончившим несколько академий. Они не знали, что комбригу, отпустившему в лесу небольшую бороду, всего 28 лет и что он не член партии. Что же касается «академий», то Попов действительно окончил их несколько. Сначала комсомольскую; сын старого коммуниста одес­ского портового грузчика, он рано вступил в Союз молоде­жи. На киевском заводе имени Артема был секретарем ко­митета комсомола. А в военной «академии» ему пришлось побывать дважды. Сначала он три года служил бойцом в кадровой армии, воевал с польскими панами и финскими белогвардейцами, освобождал от румынских бояр Молда­вию. Вернулся домой. Началась Отечественная война. По­пов оборонял Киев. Попал в окружение, выбравшись из него, ушел к партизаны, воевал в Фастовских лесах. Но крестьяне твердо знали, что Попов — их русский брат и за­щитник, который готов прийти к ним на помощь в самый тяжелый   момент.

Партизаны же любили своего командира и гордились им. Он всегда был с ними рядом — во время постоянных переходов по горам, в боях и на бивуаках. Вернувшись с боевой операции, он грелся с ними у костра, рассказы­вал смешные истории из своей жизни. Бойцы расходились по бункерам спать, а он еще долго сидел в землянке, об­думывая   план завтрашней операции.

— И   когда  только   комбриг   успевает  спать?! — удивля­лись партизаны.

Они знали его исключительную требовательность и больше всего на свете боялись лишиться его доверия. Слова «Попов сказал»» или «Попов приказал» были для них законом. Они бесстрашно дрались с врагами и, чтобы заслужить похвалу комбрига, совершали порой невозможное. Когда в апреле 1945 года Красная Армия перешла гра­ницу Чехословакии, Попов получил .приказ двигаться с бригадой на Запад и, переправившись через реку Ваг, выйти в Моравию. Это осуществить было нелегко. Другие партизанские отряды уже пытались безуспешно прорвать­ся через мощные заслоны врага. Но бойцы Попова приказ выполнили. В Моравии бригада попала в район расположения фа­шистских фронтовых частей. И снова враги, уже в который раз, пытались уничтожить партизан. Они взяли бригаду в железное кольцо и обрушили на нее шквал снарядов и мин. Партизаны яростно сопротивлялись, ведя беспрерыв­ный огонь по фашистам. За четыре часа боя они израсхо­довали половину боеприпасов. Много бойцов вышло из строя. А враг и не думал прекращать своих атак. Положе­ние   стало   критическим.

— Товарищи! — сказал   комбриг  своим  боевым  друзь­ям. — Надо  беречь   патроны,  бить фашистов   наверняка. Нашей   помощи   ждет наступающая Красная Армия.   Мы должны... нет,  мы обязательно вырвемся из  вражеского кольца.

Слова Попова воодушевили бойцов: бригада вышла из окружения и своими неожиданными ударами по тылам фа­шистских частей содействовала наступлению войск 4-го Украинского фронта на город Рожнов. Вскоре партизаны соединились   с   красноармейцами. Закончилась война. После многочисленных приемов, парадов и встреч комбриг Попов, ставший почетным гражда­нином города Френштадта и кавалером «Военного креста 1939 года», «Ордена народного восстания» и медали «За храбрость», сердечно прощался на пражском аэродроме со своими боевыми друзьями. Комбриг улетал в Киев, что­бы доложить о выполнении им задания.

Вот и все, что нам удалось узнать о «выступлениях» Константина Карповича Попова в Чехословакии. Не скроем от читателей, что рассказ комбрига был не таким подроб­ным, как он получился в очерке. Попов оказался на ред­кость скромным человеком и старался больше говорить о бригаде и о ее людях, чем о себе. Поэтому мы вынуж­дены были напомнить ему о многих эпизодах из его пар­тизанской биографии. О них нам сообщили еще до встречи с Поповым его бойцы Д. Ксендзов и А. Гуренков и бывший начальник штаба партизанского движения в Чехословакии генерал   А.   Асмолов.

— Но    позвольте,    Константин    Карпович, — обратились мы снова к Попову. — Вы  еще не все нам поведали. Мы хотим знать, чем вы  занимались после войны и как стали артистом.
— О, это  все  просто, — ответил  Попов. — После  демо­билизации  меня  направили   работать  директором  «Строй-леспромхоза». Получилось так, что я из леса снова попал в лес.  Я быстро наладил  разоренное войной  хозяйство и вывел   его в   передовые.  Но  мне,   человеку,  привыкшему к постоянному  риску, показалось очень  скучно  и неинте­ресно в  этом мирном и  тихом бору.  Ни ночных маршей, ни засад,  ни автоматных очередей. Перешел  я на другую хозяйственную   работу.   И  там   не   нашел   удовлетворения.
Выручил меня, как говорится, случай. В 1952 году я увидел выступления цирковых мотогонщиков на вертикальной сте­не  Салатных,   «вот  это  работка!   Сколько   в   ней   отваги, самообладания и риска, — подумал я. — Это по мне».

Л я решил стать мотогонщиком. Кое-кто из знакомых были удивлены моему намерению. «Чудак-человек,— говорили они,— променял номенклатурную должность на какой-то тарахтящий мотоцикл! Еще шею на «ем себе сло­маешь!» А я им в ответ: «Так что же по вашему мне всю жизнь припеваючи жить за прошлые заслуги? Может быть, здесь я больше пользы принесу. А мотоспортом, к вашему сведению, я увлекаюсь еще с юношеских лет».

Три месяца тренировался я перед тем как выступить перед публикой. Овладел этой специальностью и вот уже двенадцатый год .работаю. Не скрою, нравится мне эта рискованная работа, а также то, что мне приходится вы­ступать перед настоящими тружениками-целинниками и строителями. Ведь я в глубинке работаю.

— И последний вопрос,  Константин Карпович, — о  чем пишут вам друзья из Чехословакии?
— А   вот  прочтите  сами, — отвечает  Попов и протяги­вает нам письма.

Одно из них — от бывших партизан, другое — от пионе­ров. Их авторы делятся с Поповым своими успехами в тру­де и учебе и просят его приехать к ним на празднование двадцатой годовщины Словацкого народного восстания. Они пишут, что в горных деревушках до сих пор помнят Попова и что дети продолжают играть в русского комбри­га   и   его   отважных   партизан.

«Кто знает, — подумали мы про себя, — может быть, сегодня-завтра один из этих чехословацких пионеров или юных зрителей, постоянно толпящихся на галерее аттрак­циона, совершит отважный и благородный поступок. И когда его спросят по кому он равнялся в жизни, он, возможно, назовет имя партизанского комбрига и цирко­вого мотогонщика Константина Карповича Попова. Что ж, его жизнь достойна подражания. Он прошел суровую и славную   школу»...

— Извините,  мне  пора, — прервал  наши   размышления артист. — Сейчас начинается новый сеанс.

И, попрощавшись, он пошел твердой походкой к «боч­ке», туда, где уже толпились на галерее шумные н любо­пытные,   как   школьники,   зрители. Взревел мотор мотоцикла, и Попов снова начал свой урок мужества.
 

Е. МАРКОВ

Журнал Советский цирк. Февраль 1964 г.

оставить комментарий