Школа мужества
Зрелище было захватывающим и даже немножко страшноватым. Оглушая публику ревом мотора и выстрелами выхлопных газов, человек в авиационном шлеме кружился на мотоцикле по круглой вертикальной стене.
Константин Карпович Попов
Под колесами его машины пружинили, выбивая дробь, доски гигантской «бочки» и ходила ходуном галерея. И от этого стоящим на ней зрителям порой казалось, что вот-вот развалится вся конструкция аттракциона. А когда мотогонщик надел на лицо черную повязку и стал делать крутые виражи с закрытыми глазами, многие из публики невольно отпрянули назад: малейшее отклонение руля в сторону, и машина вылетит наружу из «бочки». Но этого не произошло. Человек в авиационном шлеме был мастером своего дела. Колеса его мотоцикла ни разу не переехали за красную ограничительную полосу, находящуюся всего в полметре от барьера.
К. К. Попов в форме словацкой армии
Поразив зрителей своей смелостью и ловкостью, гонщик плавно съезжает на дно «бочки». Вздох облегчения прокатывается по галерее и тотчас же сменяется дружными аплодисментами. Артист слезает с мотоцикла и снимает шлем. На его крупном, мужественном и немного суровом лице появляется застенчивая улыбка. Вместе с партнерами он кланяется публике.
— Вот это храбрец! — восторгаются повисшие на барьере ребята. — Чисто космонавт!
— И откуда берутся такие отважные люди?
— Наверное, школу специальную оканчивают, — продолжают начатый школьниками разговор зрители, спускаясь по лестнице с галереи.
Нам невольно захотелось побеседовать с мотогонщиком, и мы пошли за ним в маленький дворик аттракциона, где он собрался немного отдохнуть до начала следующего сеанса. В это время у калитки появляется старик почтальон. Но он не помешал нам, а даже в какой-то мере помог начать разговор с артистом.
— Где тут у вас Константин Карпович Попов? — спрашивает старик.
— Я! — по-военному отвечает мотогонщик.
— Вам два письма из Чехословакии, — говорит почтальон, протягивая ему конверты.
— Давайте, давайте, — оживился артист. — Это от моих друзей.
— Выходит дело, вам и там приходилось выступать?
— Да, — улыбается Попов и, надорвав один из конвертов, добавляет,— правда, только в другой роли...
— Вот и Чехословакия. Мы под Лилтовской Осадой, — сообщил десантникам командир самолета, — сейчас будем прыгать.
Константин Попов и десять его товарищей застегнули шлемы, поправили лямки парашютов и направились к раскрытой двери. Внизу, под самолетом — темнота, полная неизвестности: ни костров, ни сигнальных огней. Куда они приземлятся — к словацким партизанам или прямо в руки фашистских карателей? Но раз прыгать, так прыгать. Сильно оттолкнувшись от самолета, Попов смело бросился вниз. Рывок от раскрывшегося парашюта, и через несколько минут он достиг земли. Десантники оказались в горном лесу. С волнением ждали они наступления утра. Эту короткую и тревожную летнюю ночь с 25 на 26 июля 1944 года Попов запомнил на всю жизнь. Он впервые прыгал с парашютом в тыл врага. Но он уже имел за плечами немалый опыт партизанской борьбы, поэтому его и послали сюда — в Словакию. Месяц тому назад Клемент Готвальд встретился в Киеве с секретарем ЦК КП(б)У Н. С. Хрущевым и просил его оказать помощь чехословацкому партизанскому движению, направить инструкторов, которые могли бы возглавить борьбу с фашистскими оккупантами.
И теперь, дожидаясь утра, Попов и его товарищи думали о том, как выполнить столь ответственное задание. Утро развеяло многие их опасения. Первый же встреченный ими в лесу человек — пастух коз радостно приветствовал их и помог связаться с подпольщиками-коммунистами. Весь словацкий народ кипел ненавистью к немецким фашистам. Узнав о прибытии русских десантников, в горы ежедневно приходили сотни крестьян и горожан. Не прошло и месяца, как из них была сформирована Первая словацкая партизанская бригада. 29 августа вспыхнуло словацкое народное восстание, в подготовке которого активное участие принимали советские десантники. Партизаны спустились с гор и напали на немецкий гарнизон. Эту первую боевую операцию возглавил начальник штаба бригады Константин Попов. Восстание разрасталось. Вскоре сформировали Вторую словацкую партизанскую бригаду. Попов стал ее командиром.
Около двух месяцев держали фронт против фашистов плохо вооруженные партизаны. Силы были явно неравными: десять отборных дивизий направил Гитлер на подавление восстания, Партизаны решают изменить тактику борьбы, уходят в горные леса. Против бригады Попова были брошены две мотомеханизированные дивизии с танками и артиллерией. Однако партизаны выстояли. Тогда фашисты задумали уничтожить партизан голодом, блокировали бригаду, лишив ее подвоза продовольствия. День и ночь горят внизу у гор вражеские костры. А на вершине, в партизанском лагере ни огонька: нельзя фашистам выдать свое расположение. Пошли холодные осенние дожди. На исходе боеприпасы. Уже целую неделю бойцы получают в день по сто граммов хлеба и фактически едят одни буковые орехи. Фашисты уже объявили в газетах о том, что партизанская бригада перестала существовать — с Поповым покончено. Но бригада цела.. Прорвав вражеское оцепление, она уходит в соседнюю долину. Фашистам ничего не оставалось, как поместить в тех же газетах объявление, что германское командование наградит каждого, кто живым или мертвым доставит в штаб неуловимого комбрига. Выдать награду фашистам так и не удалось. Не помогли им и засылаемые к партизанам шпионы и убийцы с ампулами яда. Все они своевременно разоблачались и обезвреживались народными мстителями. Был случай, когда сам Полов обнаружил, что под видом поступления в партизаны к ним в лагерь пришла большая группа врагов. Комбриг заметил — у всех пришельцев часы отставали на два часа: они показывали берлинское время. Когда владельцев часов арестовали, они признались, что были посланы к партизанам с заданием убить их командира.
Имя Попова вызывало у врагов страх. И хотя он находился в горах, а фашисты в городах и деревнях, комбриг фактически оставался хозяином целого края. Он имел всегда постоянную связь с антифашистским подпольным движением и населением, снабжавшим бригаду продовольствием, одеждой и самыми точными и свежими сведениями о враге. Это позволяло Попову умело и очень эффективно вести боевые операции. Партизаны накосили удары по фашистским гарнизонам, жгли жандармские комендатуры, взрывали мосты и рельсы, выводили из строя линии связи, уничтожали агентов гестапо и лиц, сотрудничавших с фашистами. Они вели против врага активную агитацию и даже выпускали газету. Страх фашистов перед Поповым был настолько велик, что их мелкие гарнизоны старались по возможности лояльно вести себя по отношению к местному населению. Они знали твердо: если русский командир узнает о их злодеяниях, он обязательно придет в одну из ночей со своими бесстрашными партизанами и жестоко покарает их.
А крестьяне окрестных сел боготворили Попова. О нем в народе ходили самые невероятные слухи и легенды. Крестьяне считали его старым русским коммунистом и даже генералом, окончившим несколько академий. Они не знали, что комбригу, отпустившему в лесу небольшую бороду, всего 28 лет и что он не член партии. Что же касается «академий», то Попов действительно окончил их несколько. Сначала комсомольскую; сын старого коммуниста одесского портового грузчика, он рано вступил в Союз молодежи. На киевском заводе имени Артема был секретарем комитета комсомола. А в военной «академии» ему пришлось побывать дважды. Сначала он три года служил бойцом в кадровой армии, воевал с польскими панами и финскими белогвардейцами, освобождал от румынских бояр Молдавию. Вернулся домой. Началась Отечественная война. Попов оборонял Киев. Попал в окружение, выбравшись из него, ушел к партизаны, воевал в Фастовских лесах. Но крестьяне твердо знали, что Попов — их русский брат и защитник, который готов прийти к ним на помощь в самый тяжелый момент.
Партизаны же любили своего командира и гордились им. Он всегда был с ними рядом — во время постоянных переходов по горам, в боях и на бивуаках. Вернувшись с боевой операции, он грелся с ними у костра, рассказывал смешные истории из своей жизни. Бойцы расходились по бункерам спать, а он еще долго сидел в землянке, обдумывая план завтрашней операции.
— И когда только комбриг успевает спать?! — удивлялись партизаны.
Они знали его исключительную требовательность и больше всего на свете боялись лишиться его доверия. Слова «Попов сказал»» или «Попов приказал» были для них законом. Они бесстрашно дрались с врагами и, чтобы заслужить похвалу комбрига, совершали порой невозможное. Когда в апреле 1945 года Красная Армия перешла границу Чехословакии, Попов получил .приказ двигаться с бригадой на Запад и, переправившись через реку Ваг, выйти в Моравию. Это осуществить было нелегко. Другие партизанские отряды уже пытались безуспешно прорваться через мощные заслоны врага. Но бойцы Попова приказ выполнили. В Моравии бригада попала в район расположения фашистских фронтовых частей. И снова враги, уже в который раз, пытались уничтожить партизан. Они взяли бригаду в железное кольцо и обрушили на нее шквал снарядов и мин. Партизаны яростно сопротивлялись, ведя беспрерывный огонь по фашистам. За четыре часа боя они израсходовали половину боеприпасов. Много бойцов вышло из строя. А враг и не думал прекращать своих атак. Положение стало критическим.
— Товарищи! — сказал комбриг своим боевым друзьям. — Надо беречь патроны, бить фашистов наверняка. Нашей помощи ждет наступающая Красная Армия. Мы должны... нет, мы обязательно вырвемся из вражеского кольца.
Слова Попова воодушевили бойцов: бригада вышла из окружения и своими неожиданными ударами по тылам фашистских частей содействовала наступлению войск 4-го Украинского фронта на город Рожнов. Вскоре партизаны соединились с красноармейцами. Закончилась война. После многочисленных приемов, парадов и встреч комбриг Попов, ставший почетным гражданином города Френштадта и кавалером «Военного креста 1939 года», «Ордена народного восстания» и медали «За храбрость», сердечно прощался на пражском аэродроме со своими боевыми друзьями. Комбриг улетал в Киев, чтобы доложить о выполнении им задания.
Вот и все, что нам удалось узнать о «выступлениях» Константина Карповича Попова в Чехословакии. Не скроем от читателей, что рассказ комбрига был не таким подробным, как он получился в очерке. Попов оказался на редкость скромным человеком и старался больше говорить о бригаде и о ее людях, чем о себе. Поэтому мы вынуждены были напомнить ему о многих эпизодах из его партизанской биографии. О них нам сообщили еще до встречи с Поповым его бойцы Д. Ксендзов и А. Гуренков и бывший начальник штаба партизанского движения в Чехословакии генерал А. Асмолов.
— Но позвольте, Константин Карпович, — обратились мы снова к Попову. — Вы еще не все нам поведали. Мы хотим знать, чем вы занимались после войны и как стали артистом.
— О, это все просто, — ответил Попов. — После демобилизации меня направили работать директором «Строй-леспромхоза». Получилось так, что я из леса снова попал в лес. Я быстро наладил разоренное войной хозяйство и вывел его в передовые. Но мне, человеку, привыкшему к постоянному риску, показалось очень скучно и неинтересно в этом мирном и тихом бору. Ни ночных маршей, ни засад, ни автоматных очередей. Перешел я на другую хозяйственную работу. И там не нашел удовлетворения.
Выручил меня, как говорится, случай. В 1952 году я увидел выступления цирковых мотогонщиков на вертикальной стене Салатных, «вот это работка! Сколько в ней отваги, самообладания и риска, — подумал я. — Это по мне».
Л я решил стать мотогонщиком. Кое-кто из знакомых были удивлены моему намерению. «Чудак-человек,— говорили они,— променял номенклатурную должность на какой-то тарахтящий мотоцикл! Еще шею на «ем себе сломаешь!» А я им в ответ: «Так что же по вашему мне всю жизнь припеваючи жить за прошлые заслуги? Может быть, здесь я больше пользы принесу. А мотоспортом, к вашему сведению, я увлекаюсь еще с юношеских лет».
Три месяца тренировался я перед тем как выступить перед публикой. Овладел этой специальностью и вот уже двенадцатый год .работаю. Не скрою, нравится мне эта рискованная работа, а также то, что мне приходится выступать перед настоящими тружениками-целинниками и строителями. Ведь я в глубинке работаю.
— И последний вопрос, Константин Карпович, — о чем пишут вам друзья из Чехословакии?
— А вот прочтите сами, — отвечает Попов и протягивает нам письма.
Одно из них — от бывших партизан, другое — от пионеров. Их авторы делятся с Поповым своими успехами в труде и учебе и просят его приехать к ним на празднование двадцатой годовщины Словацкого народного восстания. Они пишут, что в горных деревушках до сих пор помнят Попова и что дети продолжают играть в русского комбрига и его отважных партизан.
«Кто знает, — подумали мы про себя, — может быть, сегодня-завтра один из этих чехословацких пионеров или юных зрителей, постоянно толпящихся на галерее аттракциона, совершит отважный и благородный поступок. И когда его спросят по кому он равнялся в жизни, он, возможно, назовет имя партизанского комбрига и циркового мотогонщика Константина Карповича Попова. Что ж, его жизнь достойна подражания. Он прошел суровую и славную школу»...
— Извините, мне пора, — прервал наши размышления артист. — Сейчас начинается новый сеанс.
И, попрощавшись, он пошел твердой походкой к «бочке», туда, где уже толпились на галерее шумные н любопытные, как школьники, зрители. Взревел мотор мотоцикла, и Попов снова начал свой урок мужества.
Е. МАРКОВ
Журнал Советский цирк. Февраль 1964 г.
оставить комментарий