Свой цирк. Юмористический рассказ

Я не против шефских представле­ний — совсем нет... Но мне нужны условия! Клоун или клишник выступят хоть в телефон­ной будке, а для меня должна быть дистанция. Я иллюзионист.

Я перепи­ливаю женщин, превращаю воду в ткань и вытаскиваю из огня живых голубей. Однако чем я удивлю пуб­лику, которая будет находиться не на почтительном расстоянии от моих чудес, а рядом с ними? Я считаю, что выступать надо или как следует, или не выступать вовсе. Поэтому, узнав о завтрашнем представлении в кол­хозе, я пошел отказываться. Инспектор манежа раскладывал маленькие бумажки, на которых зна­чились номера нашей программы, и молча отвергал одну комбинацию за другой. Меня он поставил было вто­рым номером, затем четвертым, а потом я оказался в конце. Лишь пос­ле этого инспектор заметил мое появление.

— Я  не  поеду, — сказал  я. — Мне там   негде   выступать.
— Поезжай  как  гость, — последо­вал      ответ. — Колхоз       знаменитый, скучно    тебе    не    будет...
— Это — пожалуйста!
— Но на случай кое-какой рекви­зит   захвати...   Впрочем,   если   не   хо­чешь,   не   настаиваю, — и   инспектор, разорвав бумажку с моей фамилией, снова  погрузился  в  свой  пасьянс.

По приезде в колхоз выяснилось, что я отказался правильно: выступле­ние должно было состояться прямо на  улице.До начала оставалось несколько часов, и нам предложили осмотреть тракторный парк и птицеферму. Я вскоре почувствовал, как устарели мои представления о деревне. Осо­бенно это бросилось в глаза при зна­комстве    с    председателем    колхоза. Я, конечно, не предполагал, что вы­лезет какой-нибудь бородач и, переминаясь с ноги на ногу, полюбопыт­ствует, будут ли у артистов «хвокусы?». Но тем не менее я не думал, что перед нами предстанет совершен­но городской человек и заявит, что считает меня «одним из лучших на­ших иллюзионистов«. Он так и ска­зал — иллюзионистов. (Кстати — для сравнения, — я знаю директора цир­ка, который за всю жизнь так и не научился правильно выговаривать это слово.) Когда инспектор сообщил о не­возможности моего выступления, председатель разочарованно протя­нул:

— А Я думал,  вы  все можете... Объяснять ему  необходимость «зарядки» несуществующего манежа не следовало, и я, может быть, не совсем   кстати   спросил: — А   вы   смогли   бы   посеять    на камне?
— Посеять — нет.   Но   убрать    ка­мень   постарался   бы...

Инспектор   засмеялся.

— Один   ноль   в   пользу   тружени­ков   села!

Мы продолжали осмотр, и надо признать, что все показанное было чрезвычайно интересным. Но я не мог ни на чем сосредоточиться, Я чувствовал себя ужасно неловко. С одной стороны, пробовал я себя утешить, неужели артист не имеет права быть просто гостем? Разве он не такой же человек, как и все? По­чему ж тогда стоит ему где-либо появиться, его обязательно попросят что-нибудь «исполнить»... Отчего, черт возьми, пригласив в гости, ска­жем, портного, никто не просит его что-нибудь залатать?! Но с другой стороны, думал я, здесь меня ждали    как    артиста...    Ждали    люди, бывающие в цирке не каждый день... Идиотское положение. И почему я не взял реквизит, как советовал инспек­тор? Честно говоря, я смог бы кое-что показать и в этих условиях. Не­много,  правда,  но смог бы... Выручили меня наши коверные клоуны. В моем аттракционе они играли репризу «Свидание», которую я же им и придумал, Все необходи­мое для нее они привезли с собой и попросили меня «подыграть». Ра­зумеется, я согласился. Все-таки не совсем праздный гость... И вот началось представление. На импровизированный манеж вышел инспектор и зычным голосом про­возгласил:

—Труженикам сельского хозяйст­ва   труженики   цирка   шлют   привет!..

Грянул оркестр, и вышла вся наша труппа. Положим, не вся... Я нахо­дился в публике. По ходу представ­ления стал давать пояснения предсе­дателю  и  его друзьям. Надо сказать, что артисты наши трудились на совесть и приспособи­лись к необычной обстановке с боль­шим мастерством. Акробатов-прыгу­нов сменил жонглер, а после него пошли эквилибристы на вольно стоя­щей   лестнице. Но вот под дружный хохот пуб­лики вышел наш клоун Федя. На нем был зеленый пиджак, рыжая рубаш­ка и голубой бант. Он принялся себя освежать из огромного пульвериза­тора, попутно орошая восторженно визжавших  ребятишек.

— Что     здесь     такое? — спросил, выбегая,  его  партнер  Гога.
— Не мешай... Я иду на свидание и   привожу  себя   в  порядок.
— Ты   идешь   на   свидание?   В   та­ком   виде?   Ха-ха-ха! — залился   звонким смехом Гога  и  прямо с манежа обратился  ко  мне: — Олег  Иванович, вы  видите это чучело?

Публика с некоторым недоуме­нием посмотрела на меня, а Федя жалобно   произнес:

— Олег Иванович... Может, у ме­ня бантик не к лицу?
— У тебя   лицо   не  к   6антику! — издевался  Гога.

Я  вышел   на  манеж. — Ничего, Федя, — сказал я, — сейчас мы  все исправим... Я сделал «таинственный пасс» — и голубой бантик мгновенно превра­тился в черный. Клоуны ахнули. Но черный бантик мне тоже не понра­вился, и я таким же пассом придал ему зеленый  цвет.

— Вот теперь хорошо! — обрадо­вался Гога.

Минутку,.. — спросил я у Феди. — Зачем ты идешь на свидание с пал­кой?

— А   вдруг   во   дворе   злые   со­баки...

Я взмахнул палкой, и она превра­тилась в носовой платок. Я положил платок в верхний карман Фединого пиджака.

— А  что  ты  подаришь  своей де­вушке?
— Все в порядке! — широко улыбнулся   Федя   и   вытащил   из   кармана бутылку   вина.

Я укоризненно покачал головой и превратил бутылку в огромный бу­кет.

— Вот с чем надо ходить на свида­ние!
— А чем   же мы   будем   закусы­вать? — промямлил  Федя.

Я велел Гоге подать коробку с тортом и открыл ее. Из коробки аппетитно выглядывал розовый крем. Федя поблагодарил за подарок, но, когда раскрыл сам, коробка оказалась пустой. Я взял ее обратно , и в ней снова оказался крем. В конце концов я схватил «с воздуха» палку, вручил ее Феде, и мы вместе с Гогой    проводили    его   на   свидание. Я вернулся в публику, а унифор­ма стала устанавливать реквизит для выступления  канатоходца. Вдруг раздался истошный крик. На манеж вбежал Федя в разорван­ном костюме, с поломанной палкой и  с  тортом,  надетым  на  голову…

— В    чем    дело? — спросил  его Гога.
— Муж оказался дома!

Зрители дружно захохотали. Впро­чем, на лице председателя я особо­го   восторга   не   уловил... Когда представление окончилось, председатель исчез. Поблагодарил артистов его заместитель, но вскоре не стало и заместителя. Рассосались и колхозные мальчишки, обступив­шие  до этого  нас. Мы остались одни... Честно гово­ря, все здорово проголодались. Если артисту ничего нельзя есть до вы­ступления, то после него он съест быка. Наконец появился председатель, но вместо того, чтобы пригласить нас к столу, пригласил в машину. Мы недоумевающе переглянулись и выехали в темную беспросветную ночь. Ни огонька на горизонте... Кру­гом — тьма! Надежды на колхозный ужин лопнули. Председатель молчал, и я подумал о том, что наше выступ­ление ему не понравилось. Хотя и в этом случае следовало бы нас накор­мить... И вдруг автобус встал. Прямо посреди непроглядной тьмы.

— Выходите,   товарищи! — пригла­сил  председатель.
— Почему?  Куда?  Испортилась машина? — послышались недоумевающие   голоса.

Однако все вышли. И   тут   председатель   торжественно прокричал:

— Артистам,   достигшим   в   искусстве   побед,   колхозные   люди   шлют дружный...

И вдруг какой-то рев потряс тьму:

— Привет!

Мы ничего не понимали. Предсе­датель   же   продолжал:

— Одним   словом,   камень   всегда можно убрать! И теперь мы вам пакажем   свой   цирк...   Раз,   два,   три...

Грянули баяны, запел хор и два десятка автомобильных фар вырвали из тьмы огромный стол, переполнен­ий     всевозможными     яствами.    Вокруг стола стояли колхозные девуш­ки и парни в нарядных костюмах, Банкет в нашу честь был сооружен на  полевом  стане...

— Пять — ноль   в   пользу   труже­ников села! — заорал наш инспектор.

Но  председатель  поправил его:

— Зачем же так?.. Правильнее бу­дет    пять - пять!
— Пять  — четыре...  — вмешался я и пожал председателю руку.

...Когда  на  рассвете  мы,   усталые, но счастливые, полные незабываемых впечатлений, возвращались в авто­бусе домой, артисты только и гово­рили что о председателе. Все решили, что он агроном, который еще в своей «Тимирязевке» был душой сту­денческой   самодеятельности. Не принимал в разговоре участия только я. Сидя в углу машины, я обдумывал план нового иллюзионного номера, который можно было бы показать и на цирковом манеже, и на клубной сцене, и на колхозной улице.


Юрий Благов

Журнал Советский цирк. Ноябрь 1963 г.

оставить комментарий