В цирке нет мелочей

Прибыв в Кострому, я с нетерпением ждал вечера премьеры. И вот он наступил. Уже за квартал от цирка в глаза бросилась красочная яркая афиша с нарисованными на ней двумя силачами в стойке.

Вскоре послышалась веселая музыка, трансли­руемая по радио, но у старенького деревянного здания народу толпилось немного. Полупустым оказалось и крохотное фойе. Да и в зале — увы! — свободных мест было сколько угодно. В чем дело? Почему? Ведь, говорят, Кострома — «борцов­ский» город. Да и программе сильная. Судите сами.

...Несколько лучей разноцветных прожекторов скрещиваются над манежем и выхватывают из темноты скульптурное изваяние артиста в белоснежном костюме Ромео. Это эквилибрист Лев Осинский. Он стоит в красивой позе на высоком пьедестале-колонне. Артист меняет позу, нагибается, опирается правой ру­кой о пьедестал, выжимает стойку... Колонна начинает медленно вращаться. Осинский, продолжая стоять на одной руке, прини­мает новую позу. Одно за другим исполняет он сложнейшие акробатические упражнения: «флажки», «углы», «крокодилы»... Потом он снова выпрямляется во весь рост. И тут же опять пе­реходит в стойку на правой руке. Тонкий металлический стер­жень начинает выдвигаться из пьедестала, поднимая артиста на несколько метров над манежем,,. Стержень начинает вращаться, артист в эффектной «ласточке», будто в состоянии невесомости, вращается вместе с ним, и кажется, что он парит высоко в чи­стом небе... Зрительный зал замирает. Все захвачены этим пре­красным, смелым полетом.

Не правда ли, замечательное начало представления? Велико­лепная эмоциональная «зарядка» для всего спектакля! Осинского сменяет артистка Лариса Вида. Молодая гимнастка работает на оригинальных воздушных качелях, к низу которых прикреплены ножные петли. Аппарат не прикреплен наглухо к штамберту, а свободно раскачивается, что значительно усложня­ет работу. Один из лучших в советском цирке представителей высшей школы верховой езды, Валерий Денисов, совсем недавно выпу­стил новый номер и теперь демонстрировал его костромичам. Артист выступал в сказочном костюме Ивана-царевича. На его лошади тоже был сказочный наряд. Яркие, темпераментные тан­цы, прекрасная дрессировка: лошадь танцует, и одна, и в паре с дрессировщиком, и со всадником на спине!

Николай Щеглов, выступая со своим номером «Свободная проволока», исполнял очень сложные трюки. Он подлинный нова­тор и в жанре эквилибристики: изобретенный им аппарат враща­ется вокруг своей оси, что придает зрелищу ббльшую динамику. В программе была и туго натянутая проволока. На ней с тан­цами и трансформацией выступала Валерия Волокова, которую я долго не видел. И я с радостью отметил про себя, что артистка в прекрасной форме. Много новых танцев. Отточено каждое дви­жение, каждый жест. Исполнительница не просто меняет костю­мы один за другим, а всякий раз предстает в новом образе. Со­вершенно очевидно, что Валерия Волокова постоянно работает над собой, неустанно повышает мастерство.

С номером «акробаты-вольтижеры» выступает потомственная цирковая семья Деревянко. Отец передал троим детям свой большой опыт. Известный трюк «три кабриоля в темп» сложен не только для молодых исполнителей, однако юные артисты демон­стрируют его легко, без видимых усилий. Заканчивают первое отделение артисты Надежда и Вардо Беньяминовы. Более половины их работы состоит из рекордных трюков, исполняемых очень легко. И это не на обычной устойчи­вой лестнице, а на качающейся! Мало того. Артисты предельно усложнили работу, сконструировав лестницу так, что она и кача­ется и одновременно вращается вокруг своей оси. Такое нововве­дение дополнительно открыло большие возможности. А то, что артисты уверенно работают без лонжи, свидетельствует об их отточенном мастерстве.

Несколько слабее других номеров программы выглядит вы­ступление артистки К. Полубаровой. Ее партнеры — белые, пу­шистые собачки какой-то редкой, очень красивой породы. Их очень много, и это хорошо. Хорошо и то, что четвероногие арти­сты уверенно исполняют сольные трюки, А вот когда дело дохо­дит до «массовых» сцен, то на манеже частенько возникает путаница. Многие трюки неоригинальны — зритель видел их у других дрессировщиков.

Как видите, совсем неплохая программа. И все же... Нам придется снова вернуться к началу представления и усесться в полупустом зрительном зале. Как только отзвенел третий звонок и цирк погрузился в темноту, началась увертюра. Она звучала, честно сказать, довольно нестройно, порой даже фальшиво. Яркие лампочки на пюпитрах почти совсем не были прикрыты, и зрителям невольно приходилось все время щурить глаза. Когда же с опозданием на оркестровую раковину все же направили прожекторы, зрители увидели в первом ряду среди музыкантов мальчика и девочку (очевидно, детей кого-то из них или артистов программы). Ребята сперва тоже зажмурились от слепящих лучей прожекторов, а потом, весело и громко смеясь, стали руками закрывать глаза друг другу. В зале тоже засмея­лись.

Не правда ли, не очень уместная «идиллическая» сценка перед полным героизма и красоты номером Осинского? А после его выступления на манеж вышли униформисты. Справедливости ради следует сказать, что убрали они аппарат довольно проворно. Но, боже мой, как жалко они выглядели! Только на одном из них из-под курточки виднелась белая ру­башка с черным галстуком, другой был без галстука, третий в ковбойке, четвертый вообще без рубашки, в наглухо застегнутой мятой курточке... Один стрижен «бобриком», у другого прическа под «битлсов», третьего обкорнали совсем коротко... Неутюжен-ные брюки, нечищенные ботинки...

Невольно вспомнилась золотая пора детства, когда в цирке выстраивалась шеренга рослых гренадеров-униформистов, начи­щенных до блеска, набриолиненных, напудренных, подтянутых. В ту пору вместо блеклых курточек с бархатными воротничками была алая униформа, расшитая галунами, украшенная шелковыми шнурами, позументами. И торжественное появление этих добрых молодцев уже было ярким зрелищем. Честное слово, не грех иногда вспомнить кое-какие традиции старого цирка!

...Итак, неряшливые униформисты в мятых курточках убрали аппарат Осинского. И тут наступила пауза! Где же коверный? По­чему он задерживается? Что с ним, не заболел ли? Нет, не заболел. Только после ухода с манежа последнего уни­формиста инспектор объявил: «Весь вечер на манеже — клоун Константин Левкопуло!» Зачем это? Почему коверный не выбежал сразу, одновременно с униформистами или даже лучше чуть раньше, и не начал тут же веселить, поднимать настроение зри­тельного зала? Что это за мода такая пошла! Неужели так важно это объявление? Ведь на афише и в программках указано, кто весь вечер у ковра. Ведь на худой конец объявить коверного можно и после исполнения им репризы. Мелочь? Мелочь. Но уже безвозвратно утерян темп программы. Ткань спектакля разорвана.

Никогда наш лучший коверный — Карандаш не допустил бы этого! Темп представления — его всегдашняя, первостепенная за­бота. Этот великий мастер смеха знает и свято чтит законы цир­ка. Так лочему же многие коверные думают лишь о рекламе, лишь о «себе в искусстве», забыв о своем прямом назначении — заполнять паузы! В Костромском цирке у ковра работали тогда Константин Лев­копуло, Юрий Брайм и Илья Полубаров. Но работали весьма странным образом, постоянно чередуясь: сегодня один, завтра другой. До той поры я никогда не встречал подобной практики в цирке и, откровенно говоря, считаю ее совершенно недопусти­мой. Вместо того чтобы сработаться, создать клоунскую группу, распределить «ударные» репризы, то есть приложить все умение и мастерство для того, чтобы программа шла слаженно, артисты занялись ненужным соперничеством, пытаясь «затмить» один дру­гого. Никуда не годная практика, от которой страдал зритель.

Если бы клоуны думали не о себе, а об успехе программы в целом, они работали бы более тщательно и придирчиво и не бы­ло бы стыдно за Илью Полубарова, исполнявшего на детском утреннике такую   отсебятину. Он появляется плача.

— В  чем  дело? — спрашивает инспектор.
— Рубль потерял!
— Не плачьте, Илюша, — успокаивает инспектор, — вот вам рубль, возьмите!

Клоун прячет рубль в карман и начинает рыдать еще громче.

— В чем дело? — недоумевает инспектор.
— Жалею, что сказал вам, будто потерял только один рубль, а не два.

И самое главное — дети-то не смеются. Ну никак не смеют­ся! Несмотря на все старания клоуна. Они не сочувствуют ему в этом мнимом горе, они внутренне против такого клоуна. А что может быть хуже для клоуна, когда дети начинают не любить его? Но Полубаров не дремал. Увидев, что не прошла одна «де­нежная» шутка, он тут же говорит униформистам: «Работайте, работайте, ребятки, я вам за это после представления три рубля... покажу!»

И снова в зале молчание, снова полная отчужденность детей. А я подумал: «Молодцы маленькие костромичи!» «Соревнуясь» подобным образом, К. Левкопуло, И. Полуба­ров и Ю. Брайм нарушали равномерное течение программы, не­допустимо затягивали репризы. Кончился номер Валерии Воло­ковой. Давным-давно убран ее реквизит, пора выпускать следующий номер, а К. Левкопуло, забыв обо всем на свете, продолжает «тянуть» свою паузу да еще оставляет после нее такое количест­во клоунского реквизита, что впору приглашать еще одного коверного для заполнения вынужденной паузы...

Номер сменялся номером. Когда оркестр умолкал, в зал до­носился какой-то оживленный говор и громкий стук бильярдных шаров. Это за кулисами, в актерском фойе, шел турнир. Из-за это­го турнира два музыканта опоздали на выход. Первым в оркестро­вую раковину вихрем ворвался гитарист, судорожно схватил гитару и как ни в чем не бывало начал бренчать на ней. А вот саксофонисту не повезло: усаживаясь впопыхах, он рассыпал но­ты и долго разыскивал их под ногами... Тоже мелочь? Нет, не мелочь! Не мелочь и вырванная уни­формистом вилка из провода, который стало невозможно под­ключить к аппарату. Не мелочь и то, что на одном из представ­лений не завертелась лестница Бениаминовых (опять-таки по вине униформиста-ассистента). Не мелочь и то, что на фотовы­ставке в фойе под снимком артистов Ушаковых написано: «Акарийские игры»! А ведь все это было! Было в стационаре, руково­димом С. Лебедевым. Встречается такое, к сожалению, и в дру­гих цирках.

В цирке нет и не должно быть мелочей!

В заключение несколько слов о борьбе. Состав единственного оставшегося в Союзгосцирке чемпионата недопустимо мал. Бед­ны ковер и реквизит. Борцы одеты плохо, все в одинаковых трико, будто члены одного, неведомо какого спортивного клуба. Старенький, колченогий стол для судей покрыт видавшей виды скатертью. Скажу снова и снова: все это — не мелочи. И уж вовсе не мелочь, что, вопреки старой традиции, во время борь­бы не все борцы толпятся у форганга, азартно переживая про­исходящее на манеже. Отсутствие у форганга «болельщиков» — элементарное нарушение дисциплины. Не хочется комкать серьезный, большой разговор о борьбе. А провести его на страницах журнала, по-моему, просто необхо­димо, И как можно скорее. Сильные нуждаются в помощи. Помогите сильным!

Александр Аронов

Журнал Советская эстрада и цирк. Август 1968 г.

оставить комментарий