Будни эстрады

До сих пор еще основой эстрады (в   некоем ее аб­страктном понимании) является сборный концерт.  Эстрадный концерт многолик — ма­ленький и большой, простой и темати­ческий, дешевый и дорогой (имеется в виду финансовая сторона вопроса).

Разные    задачи,    разные    аудитории, разные     организационные     возмож­ности    —    следовательно,   и   разные концерты. Давайте заглянем на один из них, на который собрались молодые архитекторы столицы. Нередко, правда полуофициально, говорят об особом контингенте зрителей, наиболее го­рячих поклонников эстрады, припи­сывая им несколько пониженный уровень вкуса и требования. Если судить по этому концерту, то сейчас здесь, в Доме архитекторов, собра­лась  вполне  интеллигентная  публика. Итак, субботний вечер отдыха. Оркестранты негромко настраивают инструменты. Вырвавшийся из об­щего предпраздничного гула чекан­ный ритм ударных инструментов обещает вполне современную музы­ку для любителей потанцевать. А сейчас у всех легкое приятное на­строение. Съезжающихся гостей встречает яркая афиша, рассказы­вающая, что вечер отдыха откроет­ся небольшим эстрадным концертом. Зрители охотно заполняют уют­ный зал, свет устремляется на сце­ну, оставляя за собой театральный полумрак,   и...

Полька-бабочка выпархивает со сцены в зал. Она уже не молода, но бойка не по летам. Зрители относят­ся к ней с вежливым равнодушием. Они хорошо понимают, что полька-бабочка с развившимися от старости льняными букольками — только на­чало концерта. Польку-бабочку ис­полняет Н. Родин. Какой он пианист? Вполне вероятно, что неплохой. А  может быть,  нет?  Трудно  сказать. Во всяком случае, сегодня его испол­нение говорит лишь о той степени механического мастерства, при кото­ром внешние действия артиста и его внутреннее состояние никак не со­прикасаются   друг с другом. Первый номер окончен, и перед закрывшимся занавесом появляется конферансье В. Долгий. Основа его конферанса — фокусы. Фокусы не новые, но подаются они легко, с хо­рошим чувством меры и такта. Дол­гий не очень стремится к какому-либо общению со зрителем на ту или иную злободневную тему. Его присутствие на сцене, как правило, не оскорбляет слух пошлостью, но не затрагивает ни ума, ни сердца сколько-нибудь    серьезной    мыслью.

Однако будем смотреть концерт дальше. После очередного фокуса высту­пает балерина из Музыкального теат­ра имени Станиславского и Немиро­вича-Данченко. Испанский танец. Правда, ее розовое платье плохо вя­жется с представлением о знойной Испании. Но туалет — дело второ­степенное. Гораздо хуже, что перед нами нет ни живых глаз, ни оболь­стительного облика страстной испан­ки, а ритм танца заставляет предпо­лагать, что актрисе надо успеть еще не   на   один   концерт. Танец сменил отрывок из спектак­ля МХАТ «Друзья и годы» в испол­нении П. Чернова и Л. Качановой. Лирическое объяснение Платова и Людмилы. Исходя из замысла пьесы и спектакля надо вообразить себе темную комнату в блокированном Ленинграде, в которой двое влюб­ленных, голодные, обтрепанные, со сложной биографией и не менее сложной душевной организацией. Так в пьесе, так и в спектакле. И со­всем не так на сегодняшнем эстрад­ном концерте. Трудно представить большее несоответствие! Платов — Чернов в элегантном концертном костюме,    Людмила   —   Качанова    в изысканном туалете на залитой осле­пительным светом сцене изображают голод и холод. Якобы голодному Платову предлагают полстакана яко­бы сгущенки (на самом деле сме­тана). Явно через силу актер прогла­тывает две ложечки, а потом, будто бы увлеченный разговором, спешит отставить  ее  подальше.

Тут уж не скажешь, что фальшь просочилась незаметно. Она вошла на сцену хозяйкой, даже своеобраз­ной защитницей, которая прикрывала концерт от обвинения в легковес­ности и пустой развлекательности. И если не играть в прятки, то и орга­низаторы концерта и артисты МХАТ хорошо знали, что в лучшем случае этот номер ожидает томительное молчание, убийственное покашлива­ние и скрип кресел (как боятся этого актеры на спектаклях и как равно­душно подчас относятся к ним в простом концерте) и два-три хлопка в конце. Этот номер нужен был только для «идейного весу», а для зрителя... Любопытная деталь: в са­мый разгар лирической беседы Пла­това и Людмилы с оглушительным треском лопнул соффит. Все, кроме дисциплинированных актеров, как по команде повернули головы в сторо­ну звука, а потом как-то облегченно задвигались и засмеялись — вынуж­денная серьезность лопнула с не меньшим треском. И виной этому была неестественность номера, кото­рый противоречил определенной ат­мосфере, уже заданной всем предыдущим ходом концерта (да и отрывок для эстрады был выбран явно неудачно) и соответствующему настроению публики. Следующие артисты, которых хо­рошо знают и любят, А. Лившиц и А. Левенбук, встречаются аплоди­сментами. Их выступление, как всегда, четко и темпераментно. Они умеют б свой ритм включить зрителей, умеют, как ни парадоксально, заста­вить, затаив дыхание, слушать самое смешное. Эти актеры работают син­хронно, они синтетичны, у них нет определенного амплуа. И, что самое главное, они знают, о чем хотят ска­зать, и меньше всего расходуют себя на пустяки. И то, о чем они говорят в яркой, порой эксцентричной фор­ме,   не   всегда   весело   по   существу.

Но... удивительно сегодня невезу­чий вечер! Спешат артисты, спешат. Даже настойчивые аплодисменты больше нервируют их, чем радуют. Видно, поэтому «на бис» они наско­ро, сухой скороговоркой (так не­свойственной им вообще) что-то произносят в конце и удаляются бе­гом. Добавим, что поздно вечером тайну этой поспешности раскрыл «Голубой   огонек». Однако большая или меньшая не­удача того или иного номера не рас­холаживает зрителя. Удивительна все-таки притягательная сила эстрады! Было ясно, что концерт не удов­летворял зрителя, но никто не рас­ходился, и в зале так до самого кон­ца   и   не   появилось   ни   одного свободного места. Не то чтобы некуда и незачем было уйти, нет, в"се все-таки   чего-то   ждали. В какой-то мере эти ожидания удовлетворила Ирина Бржевская. Она вышла на сцену стремительно-радостно. И в ее исполнении песни звучали то по-женски обаятельно, то по-мальчишески озорно. Актриса на­полнила зрительный зал яркими красками жизни. Ее долго не отпу­скают. Улыбаясь и блестя глазами, она благодарит и вдруг неожиданно и  неотразимо поет «Ямайку». Но это уже конец. Конферансье задушевно благодарит за внимание, вспыхивают люстры, распахиваются двери... Концерт окончен. Что он оставил от себя в памяти, если по­дойти к нему со всеми теми требо­ваниями, которые мы предъявляем вообще к произведениям искусства? Ничего. Естественно возникает во­прос — почему? Меньше всего в дан­ном случае хочется обвинить в этом актеров. Зачем пианисту обновлять репертуар, если его польки и ста­ренькие вальсы не привлекают ни­чьего внимания? Да-да, здесь нет случайной оговорки: зритель равно­душно хлопает два раза, и это уже не считается провалом, из другой аудитории снова выжимаются жид­кие аплодисменты, третья реагирует даже более бурно... Что же еще? Стоит ли при этом кому-то волно­ваться, разбираться, насколько «ба­бочки» соответствуют духовным за­просам  сегодняшнего   зрителя?

Или вопрос о количестве концер­тов у того или иного артиста в один вечер. Это тоже .никого не волнует (кроме артистов — чем больше, тем лучше), хотя совершенно не требует доказательств тот факт, что даже три концерта в вечер — это три выступ­ления, весьма далеких от искусства. Ведь актер стоит на сцене и больше всего волнуется только о том, как бы не опоздать на следующий концерт, который к тому же проходит на про­тивоположном   конце   города. Эстрадный концерт немыслим без единой творческой задачи. В том разрозненном состоянии, в котором в силу своей специфики находятся артисты эстрады, организовывать их каждый вечер в ансамбль с определенным стержнем дело трудное, но совершенно необходимое. Номера, даже самые лучшие, собранные и смонтированные случайно, всегда сделают концерт расплывчатым, без определенного адреса. Поэтому в эстрадном концерте не обойтись без талантливого дирижера-организато­ра, которому надо знать и учиты­вать и репертуар артиста, и последо­вательность номеров, и аудиторию, и задачи сегодняшнего концерта, и физическую загруженность артиста, и   многое,   многое   другое.

А учитывать надо, чтобы не ста­вить эстрадный концерт в один ряд с буфетом, фокстротом, шутками плохого  массовика-затейника.
 

И. ВАСИЛИНИНА

Журнал Советский цирк. Май 1964 г.

оставить комментарий