Дама сдавала багаж
Артистов надо понимать. Их надо любить и охранять. Все-таки профессия артиста цирка уникальна. На весь Союз всего несколько тысяч артистов цирка. Ю. НИКУЛИН.
Как они стояли! Все было в их лицах, в их застывших и одновременно точно парящих над манежем позах: и мягкая грусть прощания со зрителем, и удивление, и радость, и признание в любви, и обещание: мы еще вернемся, мы обязательно еще вернемся. Такими увиделись и запомнились мне по финальному эпизоду циркового спектакля «Алле-ап!» актеры Людмила Мусина и Владимир Гарамов.
Именно так, не артисты — актеры, не будем путать эти понятия. Цирковой артист исполняет трюк. Актер художественно осмысливает трюк, как бы освещает его внутренним светом. И впечатляющий, эффектный, как всякий воздушный полет, номер Владимира Гарамова, и скромное, трогательное, не претендующее на аттракцион выступление с кошкой и собаками клоуна-дрессировщика Людмилы Мусиной окрашены самобытностью дарований этих актеров. Принимая участие в качестве автора сценария в работе над спектаклем «Алле-ап!», я убедился в правоте его постановщиков — художественного руководителя коллектива Валерия Пантелеенко, режиссеров Юрия Туркина и Виктора Франке, выдвинувших в заключительном эпизоде на первый план именно Мусину и Гарамова. Вот здесь и выяснилось, что истинный талант проявляется не только в трюковой динамике номера, но и в, казалось бы, маловыигрышной статике эпизода.
Сказать об этом считаю необходимым в самом начале статьи хотя бы потому, что убедился: чем ярче актер, чем глубже, чем сложнее его внутренний мир, тем, как правило, беззащитней и зависимей он от внешних обстоятельств, тем болезненней реагирует на окрики начальства, острее воспринимает несправедливость и бестактность дилетантов-чиновников, пытающихся судить о его творчестве. На фоне происходящих в стране перемен давайте не будем забывать, что в наше время жили, трудились и были буквально раздавлены прессом административно-бюрократической машины такие выдающиеся наши современники, как Леонид Енгибаров, Андрей Николаев, Любовь Писаренкова, — неудобные, строптивые, а потому неугодные начальству. Им просто-напросто создали такие условия, при которых дальнейшее творчество было бессмысленно. Иначе говоря, выжили с манежа. Впрочем, разве не так же расправлялись власть имущие с талантливыми, но «непослушными» писателями, композиторами, художниками, выживая их из мастерских, концертных залов, издательских планов, а то и просто из страны?
Когда я вижу убогие гостиницы, в которых не то что жить, находиться неприятно; когда слышу, что среди первых важных дел нового директора цирка — разгон худсовета и установление вращающейся, точно в булочной самообслуживания, металлической вертушки у служебного входа; когда узнаю, как пожилой, немало в свое время славы принесший нашему искусству гимнаст униженно, точно в чем-то виноват, просит самодовольного администратора пустить его в цирк, я думаю, господи, что ж это делается, неужели неясно, что это мы (журналисты, администраторы гостиниц, директора, вахтеры, работники главка и проч., проч.) для артистов, но никак не наоборот?! Когда, в какие времена свершился парадокс, и люди, совершенно далекие от искусства, но волей обстоятельств ли, неразумной ли системы занявшие руководящие кабинеты, стали рассматривать артистическую деятельность как нечто необязательное, значительно затрудняющее их функционирование и жизнь?!
Таким образом, вышло, что артистический, творческий состав стал приложением к непомерно раздутому административно-командному аппарату, который в конце концов начал решать за артистов не только как им выступать, но и как жить. И чтобы ни у кого паче чаяния не возникли сомнения в разумности и целесообразности данной системы, не выходящее на манеж меньшинство работников Союзгосцирка создало такие условия, при которых выходящее на манеж большинство стало прямо и косвенно зависеть от них. Касается ли это создания нового номера, пошива костюмов, изготовления реквизита, рекламы, приглашения композитора или режиссера, трудоустройства жены, получения квартиры, гастрольной поездки за границу — ни один из этих и множества других вопросов артист не может решить самостоятельно, поскольку полностью зависим от управленцев. Смешно и печально наблюдать порой, как юный, вполне преуспевающий бюрократ гоняет из кабинета в кабинет всего лишь на день заскочившую в столицу, а потому валящуюся с ног от усталости артистку ради одной-единой неправильно оформленной справки.
И все-таки вершиной чиновничьей изобретательности по части закабаления артистов можно считать зарубежные гастроли. Куда там иллюзионистам с их распиливанием и сжиганием женщин! Составление списков претендентов на поездку — вот где страсти, вот где тайны, вот где подлинная иллюзия, колдовство и чары!
Недавно на встрече с ветеранами цирка в Минске кто-то из артистов поинтересовался, почему раньше цирковые были дружней, откровенней друг с другом, вместе праздники встречали, вместе горевали. На что ветеран, ничуть не сомневаясь, ответил: «Так ведь раньше поездок за рубеж не было. Никто никого не подсиживал, никто ни на кого не доносил, никто ни у кого не выслуживался». Не знаю, как кому, а мне слова эти показались страшным отголоском тридцатых годов. Бесправность тружеников и всевластие руководителей порождают рабскую психологию безразличия ко всему, кроме личного благополучия.
...Дама сдавала багаж. Как и у дамы из стихотворения С. Маршака, у нашей был саквояж, была и маленькая собачонка. Точнее, две собачонки и кошка, поскольку наша дама была цирковой артисткой Людмилой Григорьевной Мусиной и отправлялась она в отнюдь не развлекательное турне, а на гастроли в другое полушарие, в Никарагуа, страну, где и тогда, год назад, как и сейчас, шла война.
Надо сказать, что номер у Людмилы Мусиной хороший, о чем не раз свидетельствовала пресса, в том числе цирковая. Говорю это, поскольку института профессиональных менеджеров у нас, в отличие от большинства развитых цирковых государств, не имеется, принцип набора на зарубежные гастроли общественности неизвестен, а, значит, единственной объективной, хотя и не всегда беспристрастной в оценке циркового произведения была и остается пресса. Точно так же как нам известно, кто отбирает программы в зарубежные турне, у нас мало сведений о.б ответственных за гастроли. То есть, конечно же, они есть где-то, записаны в каких-то штатных расписаниях, но вот конкретно кого наказывают в случае накладок и поздравляют с успехом?
Артистка советского цирка Людмила Мусина вместе с коллегами по труппе проходила регистрацию билетов и оформление багажа в аэропорту Шереметьево. Служащая уже взвесила чемоданы, ловко подхватила на весы черного пуделька Шерри и дворняжку Сильву, погладила за ухом Муру и вдруг вскинула голову:
— Знаете, а ведь у вас посадка в Ирландии.
— Да? — безразлично пожала плечами Мусина. — Ну и что?
— Как это что? Разве вас не предупреждали, что через Ирландию категорически запрещается провозить животных?
— Простите, вы неудачно шутите, — упрекнула служащую артистка. — Я специально приехала в аэропорт раньше других, чтобы показать животных начальнику ветнадзора. Он мне сказал, что таких маленьких, как у-меня, можно провозить без клетки.
— Начальник ветнадзора ничего не решает. Если есть запрет на ввоз в страну животных, считайте, никто не в силах вам помочь.
Покинутая всеми со своими корзинами, картонками и собачонками, стояла дама посередине международного аэропорта, и вид у нее был не менее плачевный, а состояние не менее обманутое, чем у маршаковской дамы, которой вместо маленькой собачонки подсунули огромного пса.
ЛЮДМИЛА МУСИНА Фото А. Шибанова
— Девушка, думайте, до отлета осталось три минуты, — обеспокоенно предупредила служащая аэропорта. — Оставляйте собак и летите сами.
— А что я там без собак? — улыбнулась сквозь слезы Мусина.
Чтобы не подводить работников Аэрофлота, не стану раскрывать технологию полуконтрабандной пересылки дрессированных животных. Однако о том натиске, о том, можно сказать, титаническом нажиме, который использовала совершенно отчаявшаяся артистка, чтобы отстоять свои права на участие в гастролях, необходимо упомянуть. И вот в какой связи. В теоретических работах, на конференциях и собраниях стало чуть ли не нормой уверять общественность, что цирковое искусство равное в ряду других видов искусств, а артист цирка столь же уважаем и пользуется такими же правами, как его коллега из киностудии или театра музкомедии. Правда, при этом всякий раз забывается, что у цирковых даже нет своего творческого союза, а местом встреч, своеобразным клубом давным-давно стали коридоры главка. И уж случись испытать унижение, подобное тому, которому из-за нерадивости чиновников была подвергнута Мусина, скажем, артисту оперы, будьте уверены, скандал вышел бы далеко за пределы Министерства культуры.
Но то — большое искусство. А вот бледный, двое суток бодрствующий на морозном сквознячке двора Минского цирка в ожидании автомобиля с реквизитом из Ворошиловграда воздушный гимнаст Владимир Гарамов не раз проклинал себя, что отказался сопровождать груз. Не важно, в кабине ли, в кузове ли, но он лично контролировал бы транспорт, и не стояли бы под срывом гастроли его номера в Голландии. Ведь он, Владимир Гарамов, не мальчик, в «конвейере» давно и прекрасно понимал: незаменимых людей в Союзгосцирке нет. Не его труппа, так другая отправится за рубеж. И винить партнеры будут не генерального директора, не отдел формирования, не администрацию Ворошиловградского цирка и даже не ротозея-водителя, а его, Владимира Гарамова.
Умело пользуясь не ими придуманной, но вовремя замеченной и подхваченной казуистической идеей о всеобщей заменяемости, чиновники от искусства за семьдесят лет существования советского цирка добились поразительных успехов в жанре укрощения творческих кадров. Зарубежные гастроли, а точнее, плата за них, воспринимаемая как дары циркового Олимпа, стала своеобразной индульгенцией за те, порой кабальный, условия, в которые попадают за границей советские артисты: грязные, без кондиционеров в тропиках и без обогрева на севере гостиницы (один руководитель поездки хвастался мне: «Сэкономили на гостинице две тысячи долларов».), гримерные в темных закутках, отгороженных простынями, работа без выходных, по два-три представления в день, утомительные ночные переезды...
Обо всем этом знает руководство Союзгосцирка, когда заключает контракт. Артисты осведомлены значительно меньше. Но это и не важно: артисты соглашаются работать на любых условиях. Их можно понять, ведь зарубежные турне — единственная возможность поправить финансовое положение семьи, купить что-то стоящее — автомобиль, квартиру. Но если, как вспоминал немало поездивший по свету инспектор манежа Василий Кременецкий, в Канаде им выдавали 21 доллар 70 центов в сутки, а второе блюдо в кафе стоит 18 долларов, говорить о каких-то приличных дивидендах не приходится. Значит, артист волей-неволей, таясь и нарушая таможенные установки, вынужден везти еду с собой. Разумно ли это? С точки зрения артиста — безусловно. И не только потому, что на сэкономленную валюту он может приобрести необходимую вещь. Приготовленное самим часто вкусней да и здоровей. Не секрет, что экзотическая пища южных стран порой просто опасна для европейцев. Тот же Кременецкий в 66-м году на Кубе вместе с большой группой артистов попал в больницу, отравившись омарами. И если, как это нередко практируется у спортсменов, нельзя взять с собой повара, следует, видимо, Союзгосцирку добиться у таможни разрешения, чтобы в отдельных случаях цирковым артистам официально разрешали провозить за рубеж продукты.
Однако все эти, как и многие другие предложения, полумеры и полумерами останутся, если на всех этапах — от заключения контракта с импресарио до подбора номеров для поездки не будет введена полная информированность. Если на места неизвестно когда и кем назначенных, случайных, далеких от искусства руководителей цирков, администраторов, завпостов не придут специально подготовленные, знающие, заинтересованные люди. Если не план и не валюта станут диктовать свои условия творчеству, а наоборот...
А пока... Гастроли в Никарагуа были нелегкими: дикая жара, выступления в госпиталях в прифронтовой зоне, стрельба по ночам, постоянное нервное напряжение, болезни животных. Впрочем, работа за границей и не бывает легкой: непривычная обстановка, климат, язык, да и тоска по дому — чувство не наигранное. И вот после долгих гастролей вновь аэропорт Манагуа, добрые, благодарные слова атташе по культуре, работников посольства. Счастливая, легкая вбежала Мусина в здание аэровокзала и прямо грудью наткнулась на окрик:
— Куда?! Куда с собаками?! — точно в пятнашки играя, расставил руки представитель Аэрофлота.
— Товарищи, — возмутилась Мусина, — это не просто собаки, это артисты, они перед ранеными бойцами выступали, в пятидесятиградусную жару работали.
— Выступили и хорошо, — невозмутимо
объяснил чиновник. — А в Союз полетите без них.
— Как же так, а животные? — вскинулась Мусина.
— Да никак, выведем на поле и расстреляем, — осклабился представитель славной гражданской авиации.
Артистка обернулась на потупивших очи посольских работников, на своих коллег:
— Товарищи, да что ж это делается?! За что же нас так?! На представлениях нам кричат «браво», а в жизни шельмуют, точно не доход мы даем государству, а вред приносим. Где ж справедливость?!
... Ревели двигатели самолетов, шумели динамики, кричали носильщики — каждый был занят своим делом, — советский цирк закончил очередные гастроли за рубежом, плановые показатели были блестящими. И никто не подозревал, каких нечеловеческих усилий стоило маленькой хрупкой женщине привезти домой животных в целости и сохранности.
Александр РОСИН
оставить комментарий
RSS 
