Быстрым взглядом окинул необычную аудиторию: поляна полна военными, тут же стоят боевые машины пехоты и танки, облепленные зрителями. А вокруг — горы. Холодноватый ветер заснеженных вершин коснулся щек. Горяченков невольно ощутил суровую экзотику каменистой, вздыбленной к облакам афганской земли.
— Дорогие друзья, — сказал он просто, без всякой таинственности, присущей факирам. — Я покажу вам номер, который называется «Птичья фантазия».
Он знал: от него, как от любого фокусника, ждут чудес — привычно уловил это по наступившей тишине, обостренному вниманию публики. И еще знал, что не разочарует, подарит эти чудеса. Пусть они всего лишь ловкость рук, плод хитроумной техники, но людям иногда просто необходимо прикоснуться сердцем к давно ушедшему детству, чему-то удивляться и радоваться. Ведь это, как озаряющая душу улыбка, придает сил.
Горяченков подошел к невысокому столику, взял лежавший на нем темный платок. Широкий, плавный жест — и под платком появилась клетка с золотистым кенаром. На клетку набрасывается платок. Звучит выстрел — вторая птаха сидит на жердочке рядом с первой. Трюк повторяется — целое семейство кенаров поселилось в клетке!
В руках у фокусника — обыкновенная полоска какого-то материала. Она складывается в призму. И в ней невесть откуда оказывается красивый ярко-зеленый попугай с красным жабо и белым клювом. Он проворно взлетает на верхнюю перекладину подставки у стола.
— Как тебя, зовут? — спрашивает Горяченков птицу.
— Гоша... Гоша хороший, — оглашает поляну хрипловатый, как у просоленного матроса, голос. Заулыбались, оживленно задвигались зрители.
Горяченное сажает его в абсолютно пустую коробку («Пожалуйста, посмотрите!»). Ставит ее на столик. Отходит ча несколько шагов. Стреляет в коробку. И в тот же миг из нее с возмущенным квохтаньем вылетает коричневая курица. Горяченков подхватывает ее. И на глазах изумленной публики курица несет яйцо — фокусник едва успевает поймать его в воздухе. Поистине феерия превращений: яйцо — цыпленок — курица — яйцо... Вот и разберись, кто был раньше — яйцо или курица?!
К воинам ограниченного контингента Советских войск в Афганистане он приехал в составе концертного ансамбля Центрального Дома Советской Армии. Вот уже двадцать пять лет, с 1959 года, трудится он в этом коллективе. Здесь вступил в партию. Снискал популярность не только среди любителей оригинального жанра, но и среди коллег-артистов, среди самых маститых профессионалов. Потому что творческий почерк Горяченкова самобытен, отмечен новаторством, а сам он скромен, самоотверженно трудолюбив, Истоки его успеха — в величайшей серьезности, с какой он относится к своему искусству, к каждому выходу на сцену.
Горяченков из тех отчаянных мальчишек военной поры, чье детство опалил огонь Великой Отечественной. И сейчас что-то больно сжимается в его груди, когда вспоминает, как видел отца в последний раз — тот забежал проститься перед уходом на фронт добровольцем народного ополчения.
Потомственный рабочий, отец был председателем профкома, начальником цеха шарикоподшипникового завода. Воевал политруком. Насмерть стояли ополченцы под Волоколамском. «Героически погиб...» — сообщила похоронка.
Пятеро детей осталось на руках у Матрены Филипповны, работницы детской поликлиники. И все, что несла война,— голод, холод, бомбежки, болезни, непосильный труд — обрушилось и на семью. Двенадцатилетним пошел Игорь работать. Кем только не был до призыва в армию — киноактером, акробатом, плотником, слесарем, токарем... Но больше всего сызмальства полюбил цирк. До него от Малой Бронной, где они жили, — рукой подать.
На всю жизнь сохранит Горяченков преклонение перед ареной, где совершаются чудеса, царят красота и молодость. Он и сам научился жонглировать, показывать фокусы, смешить людей и вместе с ними от души смеяться.
Особенно увлекся этим, когда служил на флоте и выступал в самодеятельности. А вернувшись, не изменил пристрастию. На учителей ему повезло: занимался у знаменитого факира Д. И. Лонго, народного артиста СССР Арутюна Акопяна.
Горяченков чувствовал, что ему тесно в рамках одних только фокусов — не было размаха для фантазии, какой-то все-объединяющей идеи — лишь развлекательство. А его всегда влекли тема, миниатюра, лаконичная драма. И он, взяв за основу философскую мысль, соединил воедино иллюзион, дрессировку, сквозную интригу. Тогда занимательная игра, какую он предлагал зрителям, становилась сценическим действом. А зритель из пассивного созерцателя, который принимал как должное, что его обязаны развлекать, становился активным соучастником, начинал размышлять.
Ассистентами взял птиц — чье сердце не отзовется теплым чувством при виде этих наших младших братьев, наделенных чудесной способностью петь и летать! Чем больше он занимался с ними, тем сильнее привязывался. Кто-то лишь по недомыслию или незнанию обронил фразу, ставшую расхожей, о «куриных мозгах». Да всё они понимают, чувствуют, эти пернатые! Он мог бы рассказать немало удивительных историй о своих крылатых помощниках, их верной любви, дисциплинированности и отваге.
Каждый новый трюк — изобретение. Быть фокусником — значит быть неутомимым, заядлым изобретателем. И Горяченков в своих выдумках неистощим. Он первым среди фокусников нашей страны удостоен авторского свидетельства за свои изобретения.
Недостатка в приглашениях нет. Горяченков выступает на телевидении, в центральных концертных залах, школах. И, конечно, — в воинских частях и на кораблях. Нет такого военного округа или флота, где бы он не побывал.
...В ту ненастную ночь они на гусеничном тягаче с трудом пробирались к десанту, выброшенному на трассу БАМа. Беспрерывно хлестал дождь. Глухо, грозно шумела тайга.
Промокшие до нитки ввалились в палатку, где яблоку негде упасть — битком набита людьми.
— Если бы вы знали, как мы вам рады! — горячо обнимал артистов замполит.
Палатка вмещала немногих. Чтобы концерт посмотрели все, давали их один за другим с коротким перерывом. Артисты буквально валились с ног. Наконец можно было передохнуть. Но тут в палатку вошел замполит.
— Ребята, пришла рота с отсыпки полотна... Вы же для нас не просто артисты — москвичи! Из самой матушки-столицы! В нашем-то «медвежьем углу»! Только я уже ни о чем вас не прошу. Понимаю: четыре концерта дали...
— Это немыслимо, — обронил кто-то. — Нет сил...
— И все же надо, — сказал Горяченков. С ним вызвались четверо, потом — остальные. И дали пятый концерт.
Да, нередко они работают, как во фронтовой обстановке. Но что значат собственные муки, лишения, когда видишь глаза, наполненные радостью, когда слышишь слова, исторгнутые из самого сердца: «Спасибо за ваше искусство! Оно так нужно людям! А уж мы свой долг выполним...»
Нет, они не просто артисты — солдаты переднего края, бойцы за утверждение прекрасного, доброго, вечного. И ощущение этого наполняет жизнь глубоким смыслом, горячит кровь, питает вдохновение и творчество.
Язык фокусов — язык интернациональный, одинаково понятный всем. В Афганистане после выступления в городе Герате Горяченкова познакомили с губернатором, моложавым, с приятной внешностью, спортивной осанкой человеком.
—- У нас на востоке трудно удивить фокусами, — сказал он, пытливо всматриваясь в глаза артиста. — Но сегодня я увидел нечто неожиданное. Скажите, а из этой вот монеты, — он показал ее,— можете сделать две?
Горяченков рассмеялся: да сам бог не сможет. Нет в искусстве фокусника ничего сверхъестественного — только труд. И вдруг осенило. В кармане у него точно такая же монета. Юмор, находчивость — какой же фокусник обходится без них!
— Значит, сделать две? Что ж, попробую, — лукаво улыбнулся Горяченков и высоко подбросил монету. Потом еще и еще. Когда разжал ладонь — две одинаковые монеты лежали рядом. На мгновение стало тихо: удивлению окружающих не было предела.
— Невероятно!.. — пробормотал губернатор, забирая обе монеты.— Я положу их в музее под стекло. В знак нашей вечной дружбы и преклонения перед вашим искусством...
Ю. ПАХОМОВ
оставить комментарий
RSS 
Он выбежал под музыку на сцену, составленную из сдвинутых грузовиков, — худощавый, с веселой, чуть ироничной улыбкой.