Черти

Случай, который произошел в одном из цирков, где мы работали на практике, произвел на нас такое впечатление, что не вспомнить о нем просто нельзя.

По старой балаганной традиции, существующей с незапамятных времен, наш брезентовый цирк-шапито был поставлен около базара. Как в прошлые времена, так и в наши дни, люди приходят на базар и проходят мимо цирка, обязательно прочитают афиши и полюбуются яркими плакатами, а этого вполне достаточно, чтобы все население города в самый короткий срок узнало о приезде цирка. Кроме афиш и пестрых плакатов фасад нашего цирка украшает большой фанерный щит, на щите изображена героическая сцена: "Огромный лев, широко разинув красную пасть, усеянную острыми клыками, с высокой тумбы набрасывается на маленького укротителя. Укротитель, с лихо закрученными усами, неестественно вытаращив глаза и выпятив грудь навстречу кровожадному хищнику, готов вступить с ним в смертельную схватку".
А еще интереснее, еще экзотичнее двор цирка: все что рекламируется на фасаде можно увидеть не дожидаясь вечернего представления прямо здесь во дворе.
Двор цирка обнесен высоким забором из еловых досок, около забора с утра до вечера, сменяя друг друга толпятся любопытные. Через дырочки от выбитых сучков и многочисленные трещины в заборе они жадно наблюдают калейдоскоп цирковой жизни.
Первое, что привлекает их внимание, это огромные клетки на колесах, зарешеченные толстыми железными прутьями. В этих клетках находятся львы - "Гвоздь нашей программы"- аттракцион. Время от времени во дворе возникает грозное рычание львов, оно как раскаты грома проносится над базаром, пугает крестьянских лошадей и приманивает публику лучше всякой другой рекламы.
Как говорится: "Лев - царь зверей", но, к сожалению, в рассказе они будут играть самую незначительную роль.
Посередине двора, полукругом уютно расположились маленькие красные вагончики. В этих вагончиках обычно живут дрессировщики со своими семьями. Им необходимо постоянно находиться во дворе, около своих животных.

Вот из вагончика вышел пожилой мужчина среднего роста, в синем рабочем комбинезоне. Вечером, в цирке на манеже, вы его не узнаете - он будет одет в просторный белый костюм, в рыжем парике и с большим носом. Это клоун Коко, дядя Коля. Он подошел к сараю, открыл маленькую дверку, крикнул "але гулять!" и оттуда, лая, воя, визжа, протискиваясь перепрыгивая друг через друга, вырвалась свора разнопородных собак. Они разбежались по всему двору и занялись своими собачьими делами. Клоун Коко подозвал маленькую собачку, поставил ее передними
лапками себе на ладонь, и она у него на руке в положении стойки вверх ногами находилась продолжительное время.
Потом клоун еще нескольких собак заставлял ходить на задних лапках и крутить сальто-мортале, после чего он постучал алюминиевыми мисочками друг о друга, и громко скомандовал: "Але домой, обедать!" и вся свора скрылась так же внезапно, как и появилась.
На плоской крыше одного из красных вагончиков - девочка-акробатка, репетирует новые трюки. Глядя на нее, трудно поверить, что это не резиновая кукла, а живой человек. Упражнения, которые она сейчас проделывает, скорей похожи на пытки средневековой инквизиции, но лицо у девочки спокойно, а вечером, на манеже цирка, в красивом трико, в свете прожекторов улыбающаяся юная артистка будет демонстрировать предельную гибкость человеческого тела, о которой зрители не могли даже предполагать, и восхищенная публика будет ей благодарно аплодировать. Этот номер называется: женщина "каучук".
Вот распахнулся брезентовый полог и оттуда из удушливого полумрака конюшни, во двор торжественно выходят ведомые под уздцы шесть пар прекрасных, холеных коней вороной масти. Животные разгорячены после репетиции, на их иссиня верных крупах мокрых от пота, играют солнечные блики. Их нетерпение конюхи сдерживают с трудом, сильно натягивая поводья, отчего кони выгибают крутые шеи, косят глазами, фыркают, храпят, разбрасывая кругом белую пену. Эти чудо-кони, упругой, танцующей походкой, проходя несколько раз по всему огромному двору, то один, то другой встают на дыбы, оглашая двор громким ржанием. Разве это не зрелище? Разве это не чудо? И к тому же, совсем бесплатно.

Судя по белью, развешенному во дворе, можно определить, что в красных вагончиках, живет много детей разного возраста. Утром они тренируются, вечером выступают с родителями на манеже, а днем, неугомонная детвора, затевает свои бесконечные игры. В это время их можно видеть всюду, и на конюшне, и под вагончиками, и на заборе, и, даже (несмотря на строгий запрет директора) на крыше купола цирка, и в опасной близости возле клеток со львами. Единственное место, которого дети тщательно избегают, это дальний угол заднего двора. Там под навесом стоят грязные, неухоженные лошади разных мастей, со спутанными гривами и разбитыми копытами. Они устало опустив головы, подбирают отвислыми губами брошенное им, прямо на землю, плесневелое сено. Это - несчастные, обреченные животные. Этих животных цирковой завхоз всюду скупает по дешевке, ставит под навес, и по мере надобности, увозит на бойню. Там из них делают мясо, которым кормят ненасытных львов.
Помочь им дети ничем не могут. Сознание собственного бессилия их удручает. К несчастным животным они испытывают чувство сострадания, а завхоза ненавидят.
"По случаю случайно случившегося случая, случился случайно случившийся случай!" Этой симпатичной прибауткой клоун Коко каждый вечер, выходя на манеж, начинает свое веселое выступление. Я вспомнил эту прибаутку потому, что во дворе нашего цирка, в самом деле "случился случайно случившийся случай". Произошло невероятное происшествие. Одна из обреченных лошадей, кобыла гнедой масти, которую вчера возили на бойню, но, опоздав, привезли обратно, сегодня рано утром ожеребилась - принесла маленького гнедого жеребенка. Ветеринарный врач сказал: "Кобылу сегодня отвезем на бойню, а жеребенка можно прирезать здесь, на месте".
Кобыла последнее время, очевидно, находилась в таких ужасных условиях, что жеребенок, еще во чреве матери уже успел испытать и голод и ощутить побои. Худой, слабый, беспомощный, он лежал на земле неподвижно. Кобыла, предельно опустив голову, приблизила к нему свои теплые, мягкие губы, пахнущие-жеванным сеном и тихо, тихо ржала, выражая беспокойство. У нее это был не первый жеребенок, и она знала, что ему уже пора было стоять на ногах и подтыкивать ее своей мордочкой под живот, вызывая радостное материнское чувство, от которого тут же прибывает молоко. А он все лежал и лежал, вытянув свои длинные, беспомощные ноги, как пришлепнутый комар, не в силах даже поднять голову навстречу нежному материнскому ржанию.
Об этом происшествии, со всеми подробностями, моментально узнало все наше маленькое цирковое общество. Приходили взрослые, сочувственно покачав головой, уходили по своим делам. Стали приходить дети. Они смотрели, отходили, возвращались, снова отходили, собирались по несколько человек, шептались. В конце концов, собрались в общую группу и стали совещаться, как бы им спасти жеребенка - лошадиного мальчика. А времени оставалось считанные минуты. Пришел ненавистный завхоз со своими помощниками. По его приказу машину подогнали ближе к лошадям. Вот сейчас откроют задний борт, заведут лошадей по трапу в кузов, и тогда все будет кончено. Нужно действовать! И дети, приняли решение: кобылу и жеребенка окружить кольцом, сцепиться руками крепко-накрепко и не расцепляться, чего бы им это не стоило. Так они и сделали. Завхоз приказал заводить кобылу в машину. Люди в засаленных телогрейках, ринулись исполнять приказание, и тут же остановились, наткнувшись на заслон. Перед ними плотной стеной стояли дети и смело смотрели им прямо в глаза и даже дерзко. "Телогрейки" в растерянности остановились. Завхоз рассмеялся и стал их подбадривать: "Ну, что, орлы, детей испугались? Чего стоите, опять опоздаем на бойню. А ну, забирайте кобылку!" И сам, показывая пример, подошел и попытался разорвать круг из крепко сцепленных детских рук. И что тут началось! Дети завопили со страшной силой, на все лады. Выдыхались одни, подхватывали другие. Они орали, визжали и верещали без перерыва. Получился раздирающий душу разноголосый орган. Завхоз отскочил как укушенный, и обеими руками закрыл уши. А кобыла, как бы понимая, что все это делается ради спасения ее жеребенка, не шарахнулась в сторону от этого крика, а стояла, не шелохнувшись и только тревожно поглядывала то на детей, то на жеребенка. От истошного детского крика, взбудоражились собаки. Они залаяли, завыли, стали отчаянно царапать решетки, стараясь вырваться из клеток. Лошади, стоявшие рядом на конюшне, начали громко ржать, биться в стойлах, греметь цепями и грохотать копытами о деревянные настилы. Все заходило ходуном. Львы, с их африканским темпераментом, всегда готовые поддержать любое восстание, тут же своим рычанием присоединились к общему хору. Получилась какофония, слишком громкая даже для цирка. Услыхав детские вопли, первыми прибежали родители. За несколько минут во дворе собрался весь наш коллектив. Последними прибежали укротитель и запыхавшийся директор. Но вот дети умолкли, животные угомонились. Директор отдышался и открылось экстренное собрание под открытий небом.
Отерев с лица пот, директор обратился к ребятам: - Дорогие, любимые наши дети! Мне понятен благородный порыв ваших чистых сердец. Предположим, нам удастся спасти жеребенка, что мало вероятно; но заглянем немножко вперед. Через два месяца закончатся наши гастроли в этом городе. Везти с собой в следующий город лишних двух лошадей, поверьте моему честному слову, я не имею никакого права. Поймите, кому нужна одна лошадиная сила в наш технический век энергии. Куда вы их тогда денете? А спасти животных, и потом отвезти их на бойню, я сам понимаю, это - вероломство. Послушайте моего совета, лучше с этим делом покончить сразу, сейчас. Не лезьте в дела взрослых, идите и занимайтесь своими играми, а мы обделаем все, как полагается.
Директор, будучи уверенным в положительном ответе, спокойно спросил: "Вы согласны?" Дети, даже не переглянувшись, коротко ответили: "Нет!" Получив неожиданный отпор, обескураженный директор обратился к ветеринарному врачу: "А что скажет по этому поводу медицина?" Врач, с разрешения детей, подошел к кобыле опасливо огладил ее, ощупал вымя, брезгливо вытер руки носовым платком и торжественно произнес: "Так я и знал. Животное до такой степени истощено, что молока у него нет, и быть не может. А вы, ребята, скоро будете свидетелями, как несчастный, жеребенок на ваших глазах будет умирать мучительной голодной смертью, по вашей вине. Я вам советую...."
Директор, перебивая врача, буквально закричал: "Ну, а теперь вы согласны оставить свою бредовую затею?" Дети ответили: "Нет, не согласны".

После второго поражения, цирковой директор сделал театральный жест, и упавшим голосом, полным драматизма, произнес: "Я знаю чего они хотят. Они хотят довести меня до инфаркта..." И снова возвысил голос: "А вы знаете, я имею право!..."
Укротитель успокоил директора и обратился к присутствующим:
- Товарищи, а мне нравится настойчивость, с которой дети заступаются за беззащитных животных. В крайнем случае, я могу обойтись и без этой лошаденки. А, как знать, может быть, кто-то из этих ребят впоследствии станет дрессировщиком. Давайте, отдадим животных в распоряжение детей, это даже интересно". На том и порешили. На том и разошлись. Ах, дети, дети!... Первое, что они сделали, когда ушли взрослые, - дали своим подопечным имена. Кобылу, в честь жены укротителя, назвали Аидой, а жеребенку дали имя Спасик - это в честь того, что он своим внезапным появлением на свет спас свою мать. А дальше посыпались предложения, чем кормить новорожденного жеребенка. Предлагали и манную кашу, и молоко, и тертую морковку, и рыбий жир, и многое-многое другое. Вот тут, как нельзя кстати, появился маленький, щуплый, скуластый, с черными глазами и в зеленой бархатной тюбетейке на голове, человек. Это был униформист - рабочий цирка, татарин Исмаил. Оглядевшись кругом, как заговорщик, Исмаил затараторил: "Ребятки, не беспокойся, жеребенка не подохнет, она будет жить. Жеребенка, не больной, она слабый, мы его сделаем крепким. Я знаю, я все знаю, я работал на конеферме. Теперь, ребятки, слушай меня. Беги все домой и тащи все сюда скорей, немного молоко, немного сахар, немного мука...". И, вдогонку ребятам, крикнул: "Как можно больше тащи!"
Изготовленной по рецепту Исмаила болтушкой, ребята кормили жеребенка из большой бутыли через тряпичную соску. Тем временем, Исмаил своими ловкими руками массировал кобыле вымя, приговаривая: "Я знаю, я все знаю, молоко будет, обязательно будет".
И, действительно, на вторые сутки брызнуло молоко. Исмаил начал доить кобылу. На четвертые сутки жеребенок поднялся на ноги и стал сам питаться молоком своей матери. Через месяц Спасик заметно подрос и окреп. Он свободно разгуливал по всей территории цирка и стал любимцем нашей труппы. А у детей появилась новая игра.
Дети, окружив Спасика, начинают поочередно проделывать несуразные резкие движения, выкрикивая бессмысленные слова или просто издавая дикие звуки. Жеребенок вначале не обращает на них никакого внимания, потом начинает подбегать то к одному, то к другому исполнителю дикого танца, и тогда дети разбегаются в разные стороны и начинается игра в пятнашки. Спасик бегает, стараясь озорно схватить кого-либо из детей своими бархатными губами и, не догнав, вдруг останавливается, взбрыкивает задними ногами, оглядывается и, как бы приглашая догнать себя, убегает в противоположном направлении. Шум, гам, радостная возня и крики, разносятся по всему двору.
Веселые игры, ежедневные тренировки с родителями, забота и уход за своим подопечным, все это не могло вытеснить из головы детей беспокойную мысль: кончаются гастроли, куда девать так полюбившихся им Аиду и Спасика? Во дворе вдруг стало непривычно тихо. Ребята уединились и долго совещались. Помочь им могла только гениальная идея. И она не замедлила явиться.
На следующий день, задыхающийся, возмущенный завхоз ворвался в кабинет директора с клоунским плакатом в руках, и прямо с порога закричал: "Вот, полюбуйтесь, чего они опять натворили! Погубили, сорвали прощальные гастроли!" Оказалось, дети проникли в сарай, где хранилась реклама, и на всех пятидесяти больших плакатах, с изображением невероятно толстого клоуна в белом, костюме, к яркой надписи "Прощальные гастроли любимца публики клоуна Коко", цветными карандашами, прямо по животу клоуна, добавили: "В связи с окончанием гастролей, продается недорогая, но очень симпатичная лошадка, по кличке "Аида". Обращаться в бухгалтерию цирка".
Директор возмутился еще больше, чем завхоз. Срочно вызванные родители в кабинет директора явились все вместе. Узнав о случившемся, они начали громко смеяться, а клоун Коко, повесил злополучный плакат себе на живот, и стал очень комично завхоза, и так заразительно хохотал, что директор тоже не выдержал и стал смеяться со всеми вместе.
Закончив свою импровизированную клоунаду, Коко сказал:
- Молодцы, ребята! За такой остроумный поступок я накормлю их мороженым. Остроумие нужно всячески поддерживать.
Насмеявшись досыта и утирая слезы, директор обратился к завхозу: "Черт с ним, где наша не пропадала! Составляй акт, так и быть, подпишу, что плакаты промокли на складе".
Все присутствующие единодушно согласились.
Только укротитель возразил:
- Стойте, стойте! Зачем добру пропадать? Это - не по-хозяйски. К тому же, мы должны помочь ребятам продать лошадок. Не забывайте - они же дети.
От этих слов несчастный завхоз "взорвался". Он вскочил со стула и закричал: "Да разве это дети?! Это не дети, это черти! Да угомоните же вы их в конце концов!"
После того, как плакаты были расклеены по городу, в тот же день пришел покупатель.
И вот наступал день расставания. Исмаил в белой рубахе навыпуск и зеленой жилетке и сияющим от счастья скуластым лицом, вывел виновников торжества во двор. Старшие ребята на церемонию пришли в красных галстуках. Лица у всех были радостные, настроение торжественное, как на пионерской линейке. "Аиду" невозможно было узнать. Она стояла посередине двора, как сказочная лошадка. Сегодня ребята особенно постарались. Поливая из шланга, щетками и мылом ее отдраили до самоварного блеска. Хвост тщательно расчесали, гриву, девочки заплели во множество косичек с разноцветными лентами. На уздечку повязали два пышных банта. Копыта покрыли блестящей краской и теперь она стояла как в лаковых туфельках. На шее у "Аиды" красовалась гирлянда из живых цветов. Растроганная буфетчица принесла половинку залежавшегося торта, который "Аида" съела, не выразив никакого восторга.
А жеребенок! Жеребенок и так был хорош. Его зацеловали, затискали и он не сопротивлялся, потому что давно привык к такому обращению.

Но вот отворилась дверь бухгалтерии, и во двор вышел маленький, кругленький старичок на кривых ножках. Это был покупатель - будущий хозяин лошадок. Лицо у старичка было сплошь заросшим густой серой бородой. Несмотря на очень теплую погоду, на голове у него была нахлобучена большая серая мохнатая шапка. На этом сером фоне, можно было рассмотреть только маленький красный носик и веселые глазки.
Кто-то прошептал: "Ежик" и все ребята тихо рассмеялись. Старичок заговорил высоким мальчишеским голосом: "Милые мои внучатки! За лошадок ваших не беспокойтесь. Жить они будут в лесу, в пионерском лагере. Кобылка будет возить продукты со склада на кухню. О том, как вы спасли жеребеночка, я уже знаю и расскажу моим пионерам. Приезжайте к нам в гости, мы вам будем очень рады. За все вам большое спасибо и низкий поклон".
Старичок снял огромную шапку, коротко кивнул головой и добавил: "Я бы поклонился вам низко-низко, да доктор нагибаться не разрешает - радикулит".
Старичок взял повод из рук Исмаила и повел лошадку со двора.
Жеребенок мелкой трусцой побежал за матерью.
Провожали, как договорились, только за ворота.
На следующий день, ребята постарше собрались на конюшне. Их тянуло к лошадям. Расположившись в пустующем стойле на подстилочной соломе, сидели молча. Играть в прежние игры не хотелось.
"Черти" угомонились. Наверно, не надолго.

С.Курепов