Пролог
Пабло Пикассо как-то спросили: почему он не участвует в многочисленных выставках, не провозглашает эстетических программ и манифестов, во множестве проводимых его коллегами?
Пикассо ответил: «Все они что-то там ищут, пробуют, экспериментируют с новыми идеями и формами, цветом и техникой письма. А я не ищу, я давно нашёл! Я просто работаю».
Создатели канадского бизнес-проекта малого формата цирк «Элуаз», приглашённые в качестве специального гостя со спектаклем «Дождь», предстали перед московской публикой одновременно в трёх ипостасях: они декларируют, экспериментируют и… работают.
Вероятно, поэтому им доверено было исполнить завершающий аккорд 7-ого Международного театрального Фестиваля им. Чехова.
Реализующий все творческие идеи труппы, швейцарец Даниэле Финци Паска в 1986 создал «Teatro Sunil», где поставил с десяток спектаклей, перемешивая цирковое и театральное искусство, танец и музыку, фокусы и клоунаду, снискав успех и международное признание.
C начала 2000-х Даниэле Паска – один из самых востребованных криэйторов в цирковом и театральном мире. Доказательством чему может служить приглашение режиссёра в «Cirque du Soleil» для постановки очередного шоу солнечного цирка «Corteo». (2005)
Летом 2005-го Даниэль Финци Паска в содружестве с Жанно Пеншо и Джули Хэмелин, соруководителей цирка «Элуаз», работали над созданием и постановкой заключительной церемонии Закрытия ХХ зимних Олимпийских игр в Турине, трансляцию, которой увидело более двух миллиардов зрителей.
К настоящему времени содружество этого креативного трио имеет успешный опыт создания пяти театрально-цирковых постановок: «Тypo», «Excentricus», «Nomade», «Cirque Orchestra» и «Rain».
Последняя работа цирка «Элуаз»,- «Дождь»,- принесла его создателю множество престижных в театральном мире призов и наград, обеспечив, гарантированный график занятости, на пять лет вперёд.
В ожидании Дождя
Поражает единодушие, с которым критика высказалась в том смысле, что канадцы привезли в Москву «новый жанр» исполнительского искусства – то ли театрального цирка, то ли циркового театра. Медиа-сообществом «Элуаз» позиционируется не иначе как «новый цирк».
Задумаемся, такой ли уж он «новый»?
Не будем говорить о Востоке с его классической китайской Оперой, с незапамятных времён использовавшей в своих сценических постановках акробатику, эквилибристику, жонглирование, и множество иных средств художественной выразительности, справедливо числимых за цирковым искусством.
Закроем глаза на Западную Европу эпохи Возрождения, подарившей миру Комедию дель-арте, послужившую колыбелью и трамплином к профессионализации театра и цирка.
Не станем устраивать ликбез по истории отечественного цирка, припоминая, что в 1935 году на основе сети «колхозных цирков», в СССР была создана, и по сей день функционирующая, разветвлённая структура «Цирк на сцене».
Не хотим ничего знать, помнить, видеть и слышать, благо самоновейшие времена подтверждают всё ту же грустную истину: не было и не ожидается пророков – ни в своем, ни в чужом отечестве.
И вообще: канадцы к нам из космического далека прибыли, а театр с цирком и прочим остальным, синтезировали из межпланетных субстанций.
Создатели «нового цирка», в общем, не обязаны входить в исторические детали и искусствоведческие тонкости эволюции мирового лицедейства. Но о своём прямом предке в Новом Свете – «самом прославленном цирковом ассорти на Земле», как его иногда называют – цирке «Дю Солей» – они не могли не знать?!
Таков современный шоу-бизнес. У него свои законы построения и специфические технологии их реализации.
Одной из важнейших составляющих такого формата проектов, наряду с шоком и эпатажем, является новизна во всех её проявлениях. Такой проект должен носить ярко выраженный поисковый, экспериментальный характер. В особой цене: оригинальность замысла и воплощения, дерзость и провокация, исключительность и неординарность. И не столь важно – новизна эта носит подлинный или мнимый характер. Когда реальной новизны недостаёт, создают виртуальную.
Отсюда – «фигуры» умолчания и лукавая отстранённость от прошлого, беззастенчивый пиар и агрессивно-циничная стратегия информационного обеспечения.
Пытаться пересказывать сюжет «Дождя», построенный на детских воспоминаниях и ассоциациях, задача едва ли выполнимая. Внятно артикулируемого сюжета «Дождь», попросту, не имеет. Повествование распахнуто. Каждый создаёт свой текст, соотнося его с собственными воспоминаниями детства. Режиссёр лишь расставляет на пути зрительского восприятия некие опорные эмоциональные вешки, замечая и поражаясь которым (или не поражаясь!), зрительское воображение пришпоривает фантазию.
Сопроводительный текст, подаваемый, к сожалению, с явной небрежностью, на никудышном русском, ситуацию не спасает, давая, тем не менее, кое-как понять, что представлена будет история воспоминаний, преломлённая в магической призме цирка.
На голубом солнечном небе обозначаются воздушные тучи-шары – предвестники дождя. Чеховское «ружьё», как и положено, вывешено в первом акте, а «выстрел», естественно, грянет ближе к концу второго.
С неба сыплются разноцветные листочки – обрывки отцовских писем к сыну. Детские воспоминания, словно бы оживают на сцене. Приём «всплывающих воспоминаний» выглядит… достаточно наивно, скажем так. Куда продуктивней заглянуть в творческую автобиографию постановщика «Дождя»:
…«Я происхожу из семьи фотографов. Мой прадед, дед и мой отец – все были фотографами. Я вырос в мире, где воспоминания были составлены из счастливых моментов, навсегда запечатлённых на фотографиях, развешанных по стенам нашего дома. В своих постановках я просто воспроизвожу движение этих изображений, сохранившихся в моей памяти.
В «Дожде» показан цирк во время репетиции, где искусство и реальность перемешаны друг с другом и вы не можете сказать, где кончается одно и начинается другое.
Когда я был ребёнком, на меня произвёл неизгладимое впечатление мой первый летний дождь. Это было восхитительно и незабываемо. Я до сих пор очарован тем удивительным ощущением свободы, когда ботинки полны воды, одежда вымокла насквозь и с головы стекает вода.
В «Дожде» мне хотелось выразить сладостную ностальгию по ушедшему детству. Я это чувствую, когда смотрю на закат. А на глаза наворачиваются слёзы – дождь моих детских воспоминаний»…
Пронзительная искренность и чувственная сентиментальность творческих притязаний художника не могут не взволновать. Дело за пустяком: как это воплотилось на сцене?
Прежде чем откроется занавес, отмотаем плёнку времени назад и посмотрим:
Как это всё случилось…
Основал театрально-цирковую антрепризу «Элуаз» в 1993 году Жанно Пеншо (Jeannot Painchaud), встав во главе семи выпускников Национальной Школы Цирка в Монреале, одолеваемых амбициозными планами добиться успеха и признания.
Прежде чем поступить в монреальскую школу, Жанно Пеншо с полгода занимался эквилибром на велосипеде в Национальном Центре циркового искусства в Шалоне на Марне (Франция). Обнадёживающим стимулом для создания собственной труппы, стала бронзовая награда, которой Жанно был удостоен на Международном Фестивале в Париже «Цирк будущего» в 1992г.
Вслед за тем он был приглашён в «Cirque du Soleil» («Нувель экспириенс»), который впервые выехал на гастроли в Японию, где прошёл, что называется, на ура.
Также следует принять во внимание шумную премьеру прорывного проекта цирка Дю Солей «Салтимбанко», имевшего оглушительный успех у себя в Канаде, затем в США и далее в Европе.
И, наконец, решающим фактором бешеной динамики развития начинающей труппы, стал альянс Жанно Пеншо с выпускницей университета по специальности «психология коммуникаций» Джулией Хэмелин. Не слишком удачно стартовав в кино, Хэмелин активно начинает реализовывать карьерные амбиции и полученные знания на театрально-цирковой ниве. Довольно скоро Хэмелин становится одним из ключевых сотрудников Компании, а с 1998 года уверенно занимает позицию соруководителя.
Она эффективно работает одновременно в нескольких направлениях: создаёт национальный, и международный привлекательный образ-имидж молодой компании, способствуя развитию и продвижению творческих проектов «Элуаз» на мировой рынок развлечений. Размах впечатляет: Канада, Соединенные Штаты, Европа, Азия и Австралия.
К началу 2000-х Джули Хэмелин вместе с Жанно Пеншо включается в управление творческим процессом, заняв позиции креативного продюсера, промоутера и ведущего топ-менеджера компании одновременно.
С именем Джули Хэмелин связано глобальное выдвижение «Элуаз» на ведущие мировые рынки и попутно, получаемые на престижных международных фестивалях театрального искусства, награды.
После премьеры, в 2004 году, «Дождь» в течение 6 недель был представлен в новом здании театра Победы в Нью-Йорке, входящего в круг, так называемых, «Офф-Бродвейских» театров и вызвал живейший интерес публики, критики и прессы.
Необходимое пояснение.
Понятие «Бродвейские театры» – достаточно многомерно. Собственно бродвейскими, считаются, от силы 5-7 театров, расположенных непосредственно на знаменитой улице, вблизи Таймс-сквера. Это первый, самый престижный «круг».
Театры, расположенные на удалённых от Таймс-сквер улицах, примыкающих к Бродвею, составляют второй, менее престижный круг театров, называемые – «Офф-Бродвей». Их число меняется, но редко превышает 10-15.
И наконец, существует третий круг бродвейских театров – «Офф-Oфф-Бродвей» - расположенных в переулках, выходящих за пределы Манхеттена.
По-русски сказать, «Офф-офф-Бродвей» - нечто вроде народных театров при нашенских Домах культуры.
Так вот, «Элуаз» с «Дождём» снискал шумную славу на «Офф-Бродвее», получив три номинации (что уже престижно!) в ежегодном ритуале раздачи наград: уникальный театральный опыт, лучший режиссёр и лучший художник по свету. Самих наград «Дождь» не получил, но о его номинировании, благодаря немалым усилиям Джулии Хэмелин, написало большинство газет и известили все электронные мировые СМИ. Шлейф известности был создан. Это и есть хайтек современного менеджмента.
Вслед за тем, «Дождь» был с успехом показан 4 недели в лучшем театре Сан-Франциско, затем – ещё три месяца проехался с гастролями по всему западному побережью США.
Также с именем Хэмелин связано творческое сотрудничество с Даньеле Финци Паской.
Летом 2005-го Даниэль Финци Паска приглашаетЖанно Пеншо (ответственный за «цирковой блок») и Джули Хэмелин в качестве Первого помощника режиссера для написания сценария и постановки заключительной церемонии Закрытия ХХ зимних Олимпийских игр в Турине.
В создании уникального шоу участвовали все актеры "Театро Сунил", "Цирка Элуаз", а также около двух тысяч волонтеров. Эту трансляцию увидели более двух миллиардов зрителей. Вот когда взвились вверх «акции» «Элуаз» на мировом интертеймент-рынке!
Джули Хэмелин с блеском продолжает представлять компанию «Элуаз» во всем мире, приобретая всё новые творческие связи, заключая новые союзы и открывая новые рынки для растущих гастрольных аппетитов своей компании.
Не будет большим преувеличением сказать, что Джули Хэмелин является своего рода двигателем компании по непрерывному поиску и созданию экстраординарных и новаторских «ходов», позволяющих антрепризе «Элуаз» занимать лидирующие позиции в соответствующем сегменте мирового Шоу-Биза.
А именно: фестивали, корпоративные мероприятия, празднества, презентации, круизы, выставки, юбилеи и т.д. Малый формат, козыри которого: экстраординарность, компактность, мобильность, вариативность.
Если цирк «Cirque du Soleil» сегодня – глобальная мировая сеть супермаркетов, то цирк «Элуаз» - несколько эксклюзивных бутиков с добротной продукцией… на любителя. Оказалось, что таковых в мире – достаточно много.
Вернёмся, однако, в театр и посмотрим
Чем удивляют…
Художественные средства выражения, в духе времени, минималистские. Световые декорации солнечного дня. На фоне голубого неба, как уже упоминалось, «проплывает» пара кучевых облаков. На сцене резвятся парни и девушки в тренировочных костюмах. Репетиция в цирке. Кутерьма, смех, ободряющие реплики, кувырки, лёгкие акробатические прыжки…
В условном пространстве сцены разворачивается безусловная демонстрация цирковых номеров. Это уже не репетиция, а цирковое представление на театральной сцене, в изобретательном оформлении из причудливых современных световых эффектов.
Калейдоскоп цирковых жанров: воздушные гимнасты, жонглёры, силовые акробаты, эквилибристы, старинные цирковые атлеты, эксцентрики …
Наперебой расхваливаемые СМИ театральная игра и драматические переживания исполнителей – на деле обернулись, несколько утрированными и наивными, чтобы не сказать, любительскими, этюдами по актёрскому мастерству. Заданную режиссёром тональность нескончаемого веселья и раскованности сыграть по-театральному не очень-то получилось.
Восприятие бредёт на уровне логического сознания, ничуть не задевая глубин бессознательно-эмоциональных. А без них не наступает сопереживания.
Вся надежда на цирк, с его универсальными образами-эффектами, трюками-метафорами, которые предстояло «оживить» виртуозной демонстрацией.
Когда наступил момент, что «от радости голова пошла кр`угом» – явился номер «Русская палка». Это когда акробат, подброшенный пружинящей перекладиной, лежащей на плечах двух других акробатов, исполняет в воздухе замысловатые сальто и пируэты, снова возвращается на узкую перекладину.
Чтобы метафора «ожила» и произвела необходимое впечатление, цирковым трюкам надлежит быть потрясающими, чуть не буквально – головокружительными.
Тут необходимо пояснение. В 2005 году на ХХIХ Международном конкурсе цирка в Монте-Карло «Золотого клоуна» (цирковой аналог Оскара) был удостоен отечественный номер «Русская палка», п\р В.Родиона, в финале которого артистка Анна Государева исполнила четверное (!) заднее сальто с комбинации: одинарное, двойное, четверное. Вот это, в самом деле, было головокружительное зрелище, эмоциональное и какое угодно потрясение!
«Таких» или хотя бы близких к ним по техническому уровню артистов, в «Дожде», увы, не оказалось. Публика осталась благодарной канадским артистам за демонстрацию… всего лишь двойного сальто с пируэтом.
Тут дело не в количестве сальто, не в высокой «технике», каковая в цирке по определению подразумевается. Артист, исполняющий четверное сальто, излучает в зрительный зал совсем иного уровня и качества энергию. Такой артист взрывает атомную бомбу эмоций, и зрители, безошибочно уловив «зашкаливание», переполненные восторгом, вскакивают с мест и обрушивают на артиста шквал оваций. Для того чтобы это понять, надо хотя бы раз в жизни оказаться в эпицентре «взрыва».
Канадцы, с разной степенью обаяния и убедительности, излучают, конечно, некоторую долю эмоциональной «радиации», но уровень её, увы, не «зашкаливает».
Справедливости ради признаем, что представление густо пересыпано довольно остроумными и смешными деталями, эксцентрическими фрагментами, которые вносят в действие оживление, более или менее удачно микшируя непритязательную актёрскую игру.
Из цирковых номеров первого отделения, сколько-нибудь серьёзного внимания заслуживает номер «Колесо Сира». Да и то, в качестве бледной копии, исполненной учениками, неподражаемого Даниэля Сира, пять лет назад покорившего фестивальный Париж.
Забегая вперёд, отметим, что во втором отделении дружный зрительский отклик пришёлся на номера силовых акробатов и воздушной гимнастки «в кольце».
Второе отделение открылось напоминанием о приближающейся грозе. Щемящая мелодия, в живом звучании фортепиано и аккордеона, предваряла ключевую ноту спектакля: «Счастье приходит внезапно, как дождь. И также внезапно исчезает».
Это – смысловой камертон, по которому выстроена драматургия, философия и эмоциональный звукоряд спектакля: мимолётная эфемерность и зыбкость проживаемой жизни, уникальная неповторимость и непреходящая боль памяти.
И дальше всё, как будто высветлилось, обрело ясный смысл и встало на свои места. Неприятие погрешностей притупилось.
И «гуттаперчевая» скандальная девица, буквально раздираемая партнёрами на части, угомонилась и, в конце концов, была упакована в небольшой чемодан.
И жонглёры-эксцентрики показались достаточно забавными, а воздушные гимнастки в красивых бордовых костюмах на чёрных атласных полотнищах, с драматическим обрывом «надорвались» и застыли в красочном живом орнаменте.
И, наконец,… выстрелило «ружьё». Начался дождь. Давно ожидаемый, и всё равно, оказавшийся неожиданным. Но, главное, настоящим!
Мокрый, изливающийся на сцену и на артистов абсолютно реальный дождь. Потрясающее впечатление! До времени хранившаяся в режиссёрских запасниках, «атомная бомба» эмоций, всё-таки, взорвалась - дождь пошёл!
На этом кончился театр, отступил цирк, и началось карнавальное, всесветное торжество неподдельных чувств и безыскусных эмоций.
Внутренний монолог артистов выражал примерно следующее: Мы тут перед вами два с лишним часа честно «Ваньку валяли», старались, устали, как видите..., имеем право десяток минут расслабиться в своё удовольствие? И зал, предвкушая наслаждение катарсисом, соглашается: имеете!
И артисты расслаблялись, кому как вздумается. В смысле, как поставил режиссёр.
А дождь продолжался…
Артисты устроили на залитой водой сцене заплыв стилем баттерфляй, прыгали посреди луж через скакалку, пародировали выступление пловчих-синхронисток, скользили на животах по лужам, играли в мяч…
Вот бы так весь спектакль прошёл под дождём!
А дождь продолжался…
Лишь на минуту вкус изменил постановщику, когда он рискнул обнажить перед тысячным залом свои фрейдистские предпочтения к «фаллическим забавам», предложив артистам устроить состязание …пардон, на дальность мочеиспускания.
Понятно: эпатаж, провокация, вызов, постмодернистская фишка, так сказать. Пустячок, - а не приятно.
Натуральный, живой дождь на сцене, аккомпанирующий сценическому действию – это, безусловно, замечательное канадское ноу-хау.
Поистине, неисчерпаема завораживающая магия трёх природных стихий: воздуха, огня и воды, глядя на которые, человечество всегда будет испытывать необъяснимый трепет и восторг. Пока идёт дождь.
Стоп-кадр. Артисты выдвигаются на авансцену и, застыв вдоль рампы, всматриваются в бушующий овациями зал.
А дождь на сцене и «Дождь» в жизни – продолжается.
Эпилог или
«кошка» Станиславского
Широко известная театральная притча.
Занимаясь со студийцами, Константин Сергеевич Станиславский услышал предложение одного из ассистентов, - в целях большей достоверности происходящего, - выпустить на сцену живую, настоящую кошку.
Боже, что тут началось! Станиславский, - рьяный поборник «правды чувств и естественности переживаний» на сцене, - топал ногами, ругался и всеми святыми заклинал своих учеников никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не делать этого!!! НИКОГДА!
Появившись на сцене, - пояснял Мастер, - безусловная, реальная кошка, в мгновение разрушит условность, надуманность и, в общем-то, «искусственность» происходящего на сцене! Кошка всегда «переиграет» и «затмит» любого гениального актёра на сцене. Ибо, театр – более или менее удачное подражание жизни, а кошка – и есть сама Жизнь!
Но времена меняются…
Что сделал Даниэль Финци Паска, постановщик «Дождя»? Он выпустил на сцену кошку. Дождь в конце спектакля – это и есть «кошка» Станиславского.
Времена и в правду изменились…
Владимир Сергунин. Кандидат искусствоведения
обсудить на форуме  "> Подробнее >>> |