Радость дальних дорог

Искусство слова — как будто самое доходчивое, самое легкое, обыденное: ведь раз­говаривают все, выступают на собраниях, читают лекции, спорят и говорят, говорят...

Но в этой обы­денности и заключены, пожалуй, са­мые большие трудности. Стоишь на сцене, и нет у тебя ни грима, ни суф­лера, ни пышного костюма, ни музы­ки, ни декораций. Ты один на один с огромным залом, который подчас освещен так, что даже лиц не раз­глядеть. И есть у тебя только голос и жест да огромное желание захва­тить, повести за собой незнакомого и в то же время близкого зрителя. Это и мало и очень много. Ты обращаешь­ся к людям, уставшим за день рабо­ты, к людям, которых надо разбудить, зажечь, заставить поверить в твоего героя... Помню, в отделении одного из совхозов мне пришлось выступать в малюсеньком клубе, где детвора раз­местилась на полу, пожилые — на нескольких грубо сколоченных скамей­ках, а молодежь пристроилась вдоль стен. Аудитория была самого разного возраста, и я поняла, что сегодня, здесь, нельзя читать роман или стихи одного поэта. Нужно сразу же, буквально на ходу, построить программу так, чтоб доставить удовольствие всем. Расчет оказался правильным. 

В конце вечера я почувствовала благодарность зрителей за уважение к ним, за стремление быть понятой всеми. Благодарность за то, что сме­няла стихи Руставели рассказом Горького, что вместе с детьми радо­валась строкам Михалкова и Марша­ка, а потом, возвращаясь к взрослым, плакала над судьбой Маквалы из по­вести Ал. Казбеги «Пастырь», за то, что заставляла женщин светло улы­баться стихам В. Тушновой и С. Капутикян. Этот вечер, а за ним и многие другие выступления в совхозах, убе­дили меня, что программа целин­ных литературных концертов должна иметь свою специфику. Необходимо, чтобы она была разнообразной, раз­носторонней. Ведь в совхозных клу­бах собираются люди от мала до велика, самых разных возрастов, об­ладающие различным культурным уровнем и вкусом.

Кстати, о вкусе. Художественный вкус к литературным концертам нель­зя прививать методом одного пред­приимчивого администратора, кото­рый, как рассказывают, заверил на ушко заведующего клубом, что ма­стер слова выступит в сопровожде­нии   двух   медведей,   необыкновенно умных и занимательных... Слух, ко­нечно, пополз по всей округе, сбор был полный. Сначала зрители, соблю­дая вежливость, слушали чтеца не­сколько рассеяно, потом понемногу заинтересовались и, наконец, увлек­лись. И все же люди ушли с концер­та разочарованными: медведей-то не оказалось! Это, разумеется, не метод привлечения публики. И к тому же, думается мне, не надо нам, чтецам, исполнять только то, что понаслыш­ке якобы кажется интересным зрите­лю-целиннику. Помню один разговор перед кон­цертом в совхозе  имени Ленина.

— Скажите, вы читаете стихи Окуджавы?
— Нет, не читаю.
— Как жаль! А что  вы исполняе­те?
— Гришашвили, Рождественского, Леонидзе, Назыма Хикмета, Руставе­ли, Лермонтова, Маяковского, Тушно­ву и многих других.
— Ой, что вы,  это же все старое! Но вы не обижайтесь, мы придем, послушаем.

И они пришли. Под конец вечера им даже понравились «старики», и, возможно, в следующий раз они уже не будут высказывать таких сужде­ний... Нередко я думаю: как далеко от дома, от родной Грузии, заносит ме­ня беспокойная судьба артиста. Но я не жалею об этом. Напротив, я сча­стлива. Радостно сознавать, что бла­годаря твоему искусству люди часто впервые знакомятся с богатой грузин­ской литературой. Испытываешь твор­ческое удовлетворение, когда на Чу­котке или на Камчатке, в Закарпатье или Прибалтике, в Средней Азии или здесь, на целине, слушатели аплоди­руют произведениям твоего народа. Есть и другая радость дальних дорог. Вспоминается июнь 1961 года.

Тогда на Чукотке я долго любова­лась льдинами, переливающими всеми цветами радуги под яркими, но не греющими лучами северного солнца. В городе Певек, на деревянном тро­туаре, настланном в одном-двух мет­рах над землей, меня догнала группа ребят-комсомольцев.

— Скажите, вы артистка из Гру­зии?
— Да.
— Мы на вас в большой обиде!
— ?
— Это нехорошо! Почему вы еде­те на другой  прииск, а не к нам, на Комсомольский? Там  три года с тру­дом на 100 процентов  выползают, а мы 160—170 запросто  даем! Знаете, какие у нас ребята! Уж вы, пожалуйста, не отказывайтесь. Мы вас в кабину посадим, прокатим так, что и дороги не заметите!

Это удивительно волнующе и хо­рошо: искусство чтеца люди прини­мают как награду за труд. Ну как тут было отказать комсомольцам! И вот опять в путь. Рядом с шофером си­дит молодой бледный паренек, перенесший недавно операцию аппенди­цита. Остальные, в том числе и я, устроились в кузове. Семь часов на трассе, именуемой «дорога». И прямо «с корабля на бал» — даю два кон­церта подряд, так как клуб не может вместить всех желающих. Право же, солнечно и светло ста­новится на душе, когда после концер­та тебя окружают рабочие совхоза, улыбаются, благодарят за выступле­ние. Слушаешь их и думаешь: как все-таки замечательно, что ты приеха­ла сюда, встретилась с такими инте­ресными людьми. Телевизор, радио, кино не только расширили кругозор нашей аудитории, но и необычайно развили остро заинтересованное отно­шение к искусству.

Да, нынешней публике даже в са­мом далеком целинном совхозе не скажешь в расчете на скидку: «Про­стите нас: мы прямо с дороги. Ехали к вам в пыли несколько часов, даже передохнуть не успели. Не обессудь­те, если выступим не так хорошо, как хотелось бы...» Впрочем, скидок нам не надо, мы не хотим их. Подлинное искусство скидок не терпит. А бесценной награ­дой служат нам две радости: радость, которую мы несем зрителю своим ис­кусством, и та, другая, что дарят нам люди своей признательностью за не­легкий труд артиста.
 

НИНО ЗЕДГИНИДЗЕ, заслуженная артистка Грузинской  ССР

Журнал Советский цирк. Декабрь 1965 г.

оставить комментарий