Сальто-морталист на лошади Дмитрий Косарев

По кругу бежит богатырский конь, а на его спине стоит в рост молодой наездник в русской шелковой рубахе. Следом ходит с длинным бичом бородач в нарядной поддевке костромского покроя.

Молодой наездник, отработав положенное, спрыгнул вниз, а на его место неожиданно, с непостижимой легкостью взобрался, да нет, какое там «взобрался», взлетел тот самый седобородый старик. И весь цирк залюбовался молодеческой статью человека, который так весело провел нас. Бывает, что молодые актеры удачно изображают бойких стариканов, но этот был натуральный. Лихо, с подлинным удальством исполнил он на спине скачущего коня танцевальные «па», а затем резко взметнулся вверх, сжался в комок, скрутил , сальто и вновь как вкопанный стоит на лошадй. Чудеса да и только! А было это не так уже давно — лет десять назад.

В историю русского и советского цирков ДМИТРИИ ПАХОМОВИЧ КОСАРЕВ вошел как представитель труднейшего и редкого на арене жанра — сальто-морталист на лошади.

В этом месяце Дмитрию Пахомовичу исполнилось 85 лет — возраст юбилейный.

Ниже мы предлагаем вниманию читателей отрывок из его «Записок старого наездника».
Одним из моих наставников в цирке Панкратова был Я. С. Каргаполов. Мы, ученики, называли его дядей Яшей. Нынешней цирковой молодежи это имя совсем незнакомо. А между тем Яков Каргаполов блистал во всех видах наездничества. К тому же был даровитым дрессировщиком лошадей.

Якова Каргаполова уважала вся наша труппа. И не только потому, что он был человеком добрейшей души и к тому же хорошим артистом, но еще и за режиссерский талант. За это, пожалуй, его ценили даже больше. Ведь в его помощи нуждались многие. А так как по характеру был Яков мягок и отзывчив, то отказу не слышал никто.

Мне дядя Яша помог стать сальто-морталистом на лошади. Но путь к этой профессии был тернистым.

Мечта об этом номере вызревала в моей душе исподволь. С первых же месяцев пребывания в цирке слышал я, как взрослые почтительно отзываются о работе сальто-морталиста, однако видеть ее самому не случалось.

По молодости и неопытности я возомнил, будто стать сальто-морталистом смогу запросто. Мне казалось, коли я уверенно стою на лошади и свободно кручу сальто в партере, то, выходит, сумею без осложнений объединить трюки.

— Э-э, милок, да ты — наглец! — Каргаполов укоризненно покачал головой. — Ишь чего вздумал! Слыханное ли дело! — дядя Яша ткнул меня пальцем в лоб, — да сальто-морталист на лошади это же — небеса цирка. А он: «Хочу попробовать!»

Какое-то время спустя я выбрал минуту, когда у дяди Яши было хорошее настроение, и снова завел речь об этом номере. Каргаполов терпеливо объяснил, что работа эта трудная и опасная, тот, кто взялся за нее, делает до ста сальто за репетицию. Мыслимое ли дело для детского организма! Тут нужен тройной запас прочности.

—    Так что выкинь, Димитриус, эти глупости из головы.

Но я от своей мечты не отступался. Тройной запас прочности... Пусть так! А как же достичь этого?

—    Упражнениями, Димитриус, — весело ответил дядя Яша.

Вот те на! Да разве я не упражняюсь? Каждый день качаюсь на кольцах, прыгаю, вокруг манежа бегаю... Чего же еще?

—    Э-э, миленький, то — совсем другое дело.

Водя под уздцы отдыхающую лошадь, Каргаполов объяснял, что сальто-морталистом может стать лишь человек предельно закаленный. Ведь он работает без пауз, не сходя с коня. В «гротеске» или, скажем, в «парфорсе» наездник имеет передышку, там между репризами коверный посмешит, и ты уже отдышался. А тут — все на одном тебе.

Каргаполов остановился и сказал уже другим, строгим голосом:

—    Первейшее дело, парень, душу свою закалить.

Долго в тот раз Каргаполов вдалбливал в мальчишью голову, что понимал он под словами «закалка души». Ну, во-первых, — это целиком отдаться любимому делу, во-вторых, вести здоровый образ жизни: не кури, не выпей даже на праздник. В третьих, — правильный режим, хорошее питание.

Вспоминая тот давний разговор, я понимаю теперь, что наставник мой вовсе не хотел отговорить своего ученика от номера, который так сильно увлек его, нет, просто он считал нужным открыть мне глаза на те высокие требования и дьявольские трудности, какие встанут на избранном пути.

Но трудности не охладили меня.

И однажды в сжигающем нетерпении сделать сальто на лошади пошел я на безрассудное самовольство. Улучил тихие минуты перед заправкой манежа к вечернему представлению, когда в цирке никого не бывает, уговорил дежурного конюха подержать лонжу, вывел Января на пустой манеж, пустил лошадь в ход. «Делай!» — приказал я себе. Но ужасный страх сковал меня всего — никак не решусь броситься на сальто. Круг проехал, второй, третий — не могу и все. А ведь на земле, с барьера, со стола, с плеч приятеля делал запросто. Так почему же тут так одеревенел? А ведь по природе не трус.

На конюшне послышались голоса: пришли манеж заправлять. Другого случая уже не будет. «Ну, заячья душа, делай!» Ослепленный безумным отчаянием, бросился я на сальто и, конечно, неудачно. Неопытный пассировщик не смог удержать лонжу, и я вылетел аж в первый ряд. Ушиб был таким сильным, что я впал в какое-то полуобморочное состояние. Кто-то поднял меня и положил на барьер...

После того случая без малого месяц провалялся в постели. Меня навещали почти все наши. Дядя Яша, приходя ко мне присаживался на койку, утешал ласково: могло и хуже обернуться.

—    Нельзя, голубчик, спешить. Нельзя, Митенька, самовольствовать. Видать, еще не закалил ты свою душу...

Вскоре после моего выздоровления произошла встреча, которая приблизила меня к цели.

Как-то раз в Черниговском цирке, когда я стоял во время антракта на конюшне с подносом моркови и сахара, со мной заговорил красивый, хорошо одетый мальчик. С гордым и чуть надменным видом назвал он себя Сашей и сказал, что ему нравится, как я выступаю на лошади и под куполом, и что он также хотел бы стать циркистом — воздушным гимнастом. Но родители категорически против.

Саша зачастил в цирк, и всегда подходил ко мне как к своему знакомцу. Однажды он сообщил, что занимается легкой атлетикой в гимнастическом обществе и пригласил меня в гимнастический зал. Но нам не разрешали никуда отлучаться, и я отказался. На следующий день Саша вручил мне тяжелую коробку с гантелями.

—    Гантели, — говорил Саша, — делают с человеком чудеса. Здорово мускулы накачивают. А для плечевого пояса и вообще незаменимы. От таких упражнений плечи и грудь делаются шире. Только, пожалуйста, не переборщите. Постепенность — главное условие».

Примерно через полгода после того, как я стал упражняться с гантелями и закаливать организм по совету своего черниговского приятеля, я сам увидел, как заиграли мои бицепсы, какая цепкость появилась в руках.

Большое спасибо тебе, Саша, славный мой товарищ, благодарю вас, почтеннейший профессор Дебонне! Вы оба помогли мне тогда в обретении тройного запаса прочности.

Тройной запас прочности крепко выручает меня и сегодня. Иногда спрашивают: в чем секрет моей бодрости и долголетия, как удается в столь преклонном возрасте сохранить работоспособность?

Ответ у меня один: работоспособность и бодрый настрой исключительно от того самого закаливания организма, которое началось еще в юношестве и фактически не прекращалось всю жизнь. И теперь, лето ли, зима ли, мороз — не мороз, а каждый день ведро воды из-под крана на себя выльешь и скорее обтираться. Весь — как в огне. Вот вам и бодрость. После этого не ходишь — на крыльях летаешь. Как же тут не быть хорошему настроению? За всю свою жизнь, верите ли, ни разу не простужался. И притом никогда не кутаюсь, не признаю шарфов и меховых вещей. Другой на моем месте от тех травм, что я перенес за свою жизнь, давно бы богу душу отдал. Был, к примеру сказать, такой случай. Уже после войны, на улице в Тбилиси машина меня сбила — так трахнула, что я метра на три отлетел. Из головы — кровь, народ обступил, «скорую» вызвали. Думали — не жилец, а я еще в приемном покое шутки шутил. Докторша анкету заполняла: «Диабет у вас был?» А я нарочно, по-клоунски: «Нет, обеда еще не было»...

Ни разу не бывал на курорте, даже в доме отдыха. В любую стужу всегда езжу с лошадками в товарных вагонах. Без посторонней помощи поднимаю и таскаю мешки с овсом до шестидесяти килограммов, свободно подтягиваюсь на кольцах 14 раз.С сыном на плечах, а ему уже более пятидесяти, приседаю 8—10 раз. Бегаю на большие расстояния.

Энергия моя и высокий тонус жизни — еще и от любви к своему делу. И, действительно, если твоя работа тебе по душе, в охотку, то вот она вам и бодрость, вот вам и здоровье — когда тут болеть! Любовь к делу, увлеченность заставляют нас перепрыгивать через самих себя. И сегодня — разменял уже девятый десяток, а ни на йоту не утратил интереса к жизни. Меня занимает все: приехали новые артисты — обязательно пойду поглядеть их номер, репетируют что-то новое — я там. Не пропала охота и подурить иной раз. Недавно в цирк к нам приходила из газеты белобрысенькая девчурка — интервью у меня брала, так я ей во дворе Донецкого цирка с грузовика на землю сальто скрутил. Барышня так и ахнула...

Тройной запас прочности... Как он мне пригодился в тех бесчисленных перипетиях, какими изобиловала моя жизнь! Тройной запас прочности сослужил великую службу мне, конному разведчику, в годы гражданской войны, вызволяя из самых невероятных, казалось бы, безвыходных положений. Физическая закалка, к которой пристрастил меня мой черниговский приятель Александр, пришлась как нельзя кстати во время Великой Отечественной войны мне — гвардии сержанту 7-го Гвардейского кавалерийского корпуса.

Тройной запас прочности позволил выполнять более шестидесяти лет кряду труднейший номер — сальтоморталист на лошади.

Литературная запись Р. СЛАВСКОГО

оставить комментарий