Должен вам сказать, что в жизни каж­дого актера есть выступление, которое он, в силу разных обстоятельств не забудет до конца своей жизни.

Не забуду    одного     выступления    и  я.

Случилось это в одном украинском го­роде в середине двадцатых годов. Нэп тогда переживал полосу своего расцвета, вовсю работали казино, электролото, ка­баре, и тон в них задавали, разумеется, нэпманы.

Более демократическим заведением считался старый деревянный цирк, где только что прогорел «чемпионат француз­ской борьбы» со всеми его «железными» и «стальными» масками и даже с «маской смерти».

Чемпионат сменила эстрадно-цирковая труппа, в которой я тогда выступал, но мы тоже не имели сборов.

Дело дошло до того, что артистам было не на что выехать из города...

Вот тогда наш администратор, посове­щавшись с труппой, и пустился, по его вы­ражению,   на   «крайнюю   меру».

Как он сумел договориться с городскими властями — ума не приложу, но только вскоре все улицы были заклеены огромны­ми афишами:

Цирк «ОЛИМП»

Впервые в  нашем городе съедение  живого   человека. Сеанс   проводит  факир   Магомет-оглы, а  также большое   представление   при участии   лучших    артистических   сил.

Сейчас смешно об этом вспоминать, но тогда (время-то, учтите, какое) народ ва­лом повалил в кассу. Все билеты были рас­проданы за несколько часов. Однако к на­чалу представления цирк оказался полу­пустым. Зрители догадались, что «съедение человека» будет в конце программы, а с «лучшими артистическими силами» они уже были знакомы.

Но вот окончилось первое отделение. Во время антракта цирк начал заполняться и вскоре стал набитым до отказа.

Возбуждение было крайним... Никто из зрителей, конечно, всерьез не предполагал, что живой человек будет съеден, но всем было интересно узнать, как артисты вы­вернутся   из   такого  положения.

Мы не спешили с началом нашего ат­тракциона, так как рассчитывать на его «мет­раж»   не   приходилось.

Оркестр успел уже сыграть в антракте несколько вещей, но его никто не слушал. Напряжение росло... Неизвестно еще, кто больше волновался: зрители или артисты...

Наконец мы дали полный свет, и публика начала успокаиваться.

По обеим сторонам форганга выстрои­лась пестро одетая униформа, оркестр за­играл марш, и я, будучи чем-то средним между инспектором манежа и конферансье, предстал   перед   зрителями.

Когда я остановился на положенном месте, оркестр умолк, публика тоже затих­ла, и в этой тишине мне стало по-настояще­му страшно. Однако я взял себя в руки и громко   объявил:

Начинаем сеанс «съедение живого че­ловека». Просьба к уважаемой публике во время сеанса соблюдать спокойствие и пол­ную тишину...

Я дал знак оркестру. Он затянул какую-то восточную мелодию, а униформа стала вносить на манеж наш реквизит.

Боже мой, какой только дряни там не было!

Прежде всего, водрузили точильную ма­шину и к ней приставили старую саблю. Публика возбужденно загудела, предвкушая интересное зрелище. Но вскоре гул начал стихать, так как последующие предметы вызвать восторга ни у кого не могли... Уни­формисты притащили стол и поставили на него огромную бутыль с крупной наклей­кой, на которой был изображен череп с перекрещенными костями. Рядом оказа­лись таз с водой, большой ком ваты, тол­стый моток бинта, флакон с йодом и не­сколько ножей, стерильность которых вы­зывала большие сомнения. Зал снова затих. И тогда я  объявил:

Факир Магомет-оглы!

Эту роль взял на себя наш отчаянный ад­министратор. Мы сначала думали пригласить кого-нибудь из борцов, оказавшихся «на мели», но их публика уже знала, а наш ад­министратор действительно впервые высту­пал, и не только в этом городе, но и вооб­ще на манеже. К тому же комплекцией своей он не уступал любому чемпиону, а его хмурое лицо как нельзя лучше подходило для нашего дела...

Магомет-оглы вышел голым до пояса, в шароварах и чалме. Тело его было коричне­вым, поскольку он натерся жженой проб­кой так же, как и теперь натираются Заремы в «Бахчисарайском фонтане» и Ванды в «Роз-Мари». Но в отличие от этих очарова­тельных существ наш Магомет выглядел одновременно смешно и свирепо, так как с гримом явно переборщил: лицо его было шоколадным, а   губы  чуть  не  синими.

Однако смеха своим появлением он в публике не вызвал — слишком уж «серьез­ными» были все наши приготовления.

Магомет отвесил низкий поклон и за­стыл, как изваяние, скрестив руки на гру­ди...

Теперь предстояло самое трудное — во всяком случае, для меня.

Начинаем сеанс «съедение живого че­ловека», — повторил    я    и   добавил: — желающих быть съеденными прошу    на    ма­неж...

И опять никто не засмеялся. Тишина, са­мая настоящая тишина воцарилась в цир­ке! Слышно было только, как кто-то кого-то подталкивал, где-то заспорили, некоторые привстали со своих мест, надеясь увидеть «желающих».

Но они не появлялись...

Все получилось именно так, как мне предсказывал администратор.

Считаю     до    трех, — заговорил   я. — Раз... Нет желающих? Два... Нет желающих?

Три...

И, сделав короткую паузу, я заявил:

Ввиду отсутствия желающих сеанс не состоится. Представление окончено!

Погас свет, Магомет с достоинством удалился, а униформа бросилась забирать рек­визит.

Оркестр заиграл походный марш, за­глушая крики недовольных, хотя я, признаться, ожидал, что их будет значительно больше... На некоторых лицах, в особенно­сти женских, можно было прочесть даже удовольствие оттого, что все обошлось бла­гополучно и никто не пострадал.

Только какой-то дядька крикнул мне вслед:

Ловко надули!

А за кулисами мы, все еще волнуясь, по­здравляли администратора, выручившего нас из беды, и радовались возможности поскорее уехать из города.

Но герой нашего вечера вдруг спросил: А какой сегодня день?  Пятница? Кто же пропускает   субботу и воскресенье? — и категорическим тоном произнес: — Оста­емся еще на два дня.

Со съедением? — робко спросил я.

Конечно!  Разве вам   не нужны день­ги?

Мы ахнули. Можно обмануть публику один раз, и то, честно говоря, это нам бы­ло не слишком приятно. Но повторять все сначала? Да еще дважды? Ведь никто не поверит...

Вы ничего    не    понимаете, — продол­жал Магомет.— Почти все, кто был сегодня, придут и завтра и послезавтра. Они будут ждать, а вдруг появится человек, желающий быть съеденным...

И, представьте, он оказался прав! Мы снова повесили афиши, и снова у нас был аншлаг. Мы проделали все то же самое, но только когда я, вызывая желающих, досчи­тал до  двух, мне   крикнули:

Пускай он вас съест!

Но я уже обрел в этом аттракционе не­который опыт и тут же ответил:

Он у нас ручной и своих не трогает!

В   публике засмеялись, и второй   вечер прошел без всяких инцидентов.

И вот наступил последний, заключитель­ный сеанс в воскресенье.

Едва я произнес «Раз... Есть желающие?», как сиплый голос откуда-то сверху закри­чал:

Есть!

Я посмотрел и обмер... С заднего ряда двинулся к манежу здоровенный детина в телогрейке. На ходу он слегка покачивался. Зрители повскакали с мест, высматривая добровольца. Даже музыканты привстали со своих стульев.

Только Магомет сохранял полное спо­койствие, даже не взглянув на желающего быть съеденным.

Неловко перешагнув через барьер, де­тина остановился на манеже.

Публика завыла от восторга.

И тогда Магомет впервые окинул его уничтожающим взглядом.

Однако детину это нимало не смутило, и он продолжал стоять, раскачиваясь во все стороны.

Что было делать? Магомет молчал, оче­видно, считая, что людоеду не пристало го­ворить по-русски, иначе это развенчает его ореол.

А детина продолжал раскачиваться, глу­по ухмыляясь публике. Вот за это «раска­чивание» я   было и   ухватился...

Я попросил его «дыхнуть» и тут же за­жал нос. Затем, потребовав у публики вни­мания   заявил:

Гражданин   не   может   участвовать   в нашем сеансе,   поскольку  находится   в   не­трезвом состоянии!

Посыпались крики: «Довольно нас обма­нывать!», «Начинай сеанс!», «Просим!».

А детина ударил себя в грудь и заорал Магомету:

Ешь меня, гад!

Я снова обратился к публике:

В таком случае за гражданина должен быть поручитель. Есть желающий быть по­ручителем?

Из первого ряда степенно поднялся че­ловек в золотых очках, которого я заметил еще на двух предыдущих представлениях. Это был известный в городе нэпман, вла­делец мясного магазина. Он с достоинством подошел к нам и в наступившей тишине сказал:

Я   могу   быть   поручителем.

Очень хорошо! — неизвестно чему об­радовался я и попросил   униформу   прине­сти  бумагу и перо.

Я всячески старался выиграть время, смутно надеясь на что-то такое, что выведет нас из опасного положения. Когда мы с Ма­гометом обсуждали план номера, он уве­рял, будто ни за что не найдется дурака, который бы пожелал, чтоб его публично съели. И вдруг «дурак»  нашелся!

Я лихорадочно набросал несколько слов и зачитал их публике. «Я, такой-то (следова­ла фамилия поручителя), подтверждаю в присутствии всех зрителей, что за послед­ствия номера «Съедение живого человека» цирк никакой ответственности на себя не берет».

Ничего умнее я тогда придумать не мог, но поручитель охотно подписал эту грамоту, а детина ободряюще кивнул головой.

Магомет продолжал безмолвствовать. Я ждал, что он мне подаст какой-нибудь знак, поможет чем-то, но то ли от самоуверенно­сти, то ли от страха он даже не смотрел в мою сторону. Новая мысль пришла мне в голову...

Для   нашего сеанса  необходим  врач. Без него   мы   не можем  приступить  к   но­меру.

Я думал, что отменю сеанс из-за отсут­ствия врача, но, к несчастью, он сейчас же объявился.

Я   врач,— сказал пожилой гражданин, выйдя на манеж, — в городе меня знают..

И публика одобряюще загудела. Оставался   последний   шанс...

Мне необходимо, — заявил я публике, — одну   минуту  поговорить  с  поручителем.

И, схватив его под руку, увел за кулисы. Магомет и детина по-прежнему стояли друг против друга. За кулисами происходила страшная воз­ня. Униформисты смотрели на меня испу­ганными глазами. Вы взрослый  человек, — сказал  я по­ручителю, — и,  конечно,   понимаете,  в  чем тут дело... Я прошу вас отказаться от пору­чительства, и мы отменим сеанс. Пятьсот    рублей, — спокойно   ответил нэпман, — и я уведу этого человека. Кста­ти, это мой мясник. У нас не было такой суммы, предыду­щую выручку хранил Магомет. Но как ему сейчас сказать об этом?.. К тому же мы опять остаемся без денег...

Видя мои колебания, поручитель нази­дательно произнес:

Обманывать надо уметь!

И он вернулся на манеж, сделав нетер­пеливой публике жест, что, дескать, все в порядке.

И тогда двинулся с места Магомет. Он, видимо, решил начать сеанс... Подойдя к мяснику, он положил ему руки на плечи и пристально посмотрел в глаза. Затем жес­том приказал ему раздеться, и тот послуш­но сбросил телогрейку, фуфайку и остал­ся голым до пояса, показав крепкую грудь, покрытую замысловатой татуировкой.

Магомет, примериваясь, заходил вокруг мясника, а я дал знак оркестру, и цирк на­полнила барабанная дробь, как при испол­нении  «смертных» номеров.

Магомет отступил на несколько шагов, кинулся на мясника и вцепился ему зубами в  левое  плечо...

Тот взвыл от боли, вывернулся и блестя­щим ударом справа сбил Магомета с ног, так что чалма его отлетела далеко в сто­рону.

Я бросился за кулисы, крича: «Свет!» — и цирк тут же погрузился в пол­ную   темноту.

Видимо, это решение было принято до моей  команды...

Мы со всех ног удирали из цирка во главе с неуспевшим разгримироваться Ма­гометом.

К счастью, поезд, на котором мы соби­рались уехать, был ночным, и актеры при­шли в цирк с вещами...

Да, смешно сейчас об этом вспоминать... А вспоминать об этом, по-моему, надо. На­до хотя бы для того, чтоб понять, какой путь мы прошли до сегодняшних наших больших дел от того времени, когда были возможны номера, подобные «съедению живого   человека».

ЮРИЙ   БЛАГОВ

Журнал «Советский цирк» декабрь 1957 г