Революционные художники и новые пути в искусстве

Это было время, когда ломались старые устои жизни. Револю­ция потрясла «тихую заводь» дореволюционного буржуазного ис­кусства. Революционные художники с горением и страстью иска­ли новых путей в искусстве, чтобы наиболее ярко выразить чув­ства, разбуженные Октябрем. Люди получали скудный паек, но это не отражалось на энтузиазме, на стремлении к красочному зрелищу и волнующему слову. Рабочие и крестьяне, красноармей­цы и краснофлотцы буквально рвались в театр и в цирк.

До революции большинство буржуазной интеллигенции рассмат­ривало цирк как нечто «второсортное», стоящее «вне» искусства. Но, как только народ стал хозяином культурных ценностей, сра­зу  же изменилось и отношение  к цирку.

В Театральном отделе Наркомпроса была организована секция цирка. Огромное внимание уделял вопросам перестройки цирка нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский. Я работал тогда в Наркомпросе в отделе изобразительных искусств и был в курсе споров и дискуссий о реформе советского цирка.

Чувствовалось, что обычная французская борьба уже не может быть «гвоздем программы» циркового представления. Народ жаж­дал яркого зрелища, которое перекликалось бы с духом герои­ческого времени. И, как бы отвечая на эти запросы, я решил приложить свои силы  в цирке.

Я решил воплотить на манеже то, что глубоко волновало меня как  художника.

Когда я находился еще в стенах Академии художеств в Пе­тербурге, темой для дипломной работы я выбрал легендарный образ Титана Самсона. В этой статуе, задуманной за несколько лет до событий 1905 года, я хотел отразить нарастание револю­ционных настроений.

Для того чтобы вылепить Самсона, мне нужно было найти со­ответственного по сложению натурщика. Среди грузчиков, работав­ших на Неве, мне посчастливилось найти грузчика Василия. Это был великан и богатырь. Он вырывал деревья с корнем.

Когда я вылепил Самсона, мою статую одобрил И. Е. Репин. Он сказал: «Какая мощь и какая силища!» Но именно поэтому она не понравилась тогдашним заправилам Академии художеств, после 1905 года реакция уничтожила моего «Самсона».

И вот в 1920 году я загорелся желанием снова воплотить об­раз Самсона, на этот раз — в цирке.

Накануне 1905 года Самсон представлялся мне Титаном, стре­мящимся «разорвать узы», после же победы Октябрьской рево­люции я  видел  его уже  разорвавшим цепи  рабства.

Недаром А. М. Горький, сравнивая дореволюционную судьбу русского народа с библейским образом Самсона, писал: «При­давленный к земле тяжелым и грубым механизмом бездарно устроенной государственной машины, русский народ — скованный и ослепленный Самсон — воистину великий страдалец».

                        - М. Горький, Собр. соч., т. 23, стр. 347.

А. В. Луначарский сразу же одобрил мое начинание, и я с рвением взялся за работу.

Никогда не забыть мне, как в моей студии на Красной Пресне собрались борцы-профессионалы. От того, как атлеты поймут меня, зависел успех задуманного. Борцы должны были стать основными участниками будущего представления.

Многие в секции цирка отнеслись недоверчиво к моей затее, возражали против символики, говорили о том, что я ставлю перед борцами немыслимую задачу, так как они далеки от искусства и не смогут изображать скульптурные статуи.

Цирковые актеры стали частыми гостями моей мастерской. Роль Далилы должна была исполнять молодая наездница. В мас­совых сценах принимали участие самые молодые артисты цирка.

Я должен был разрешить одновременно много задач, являясь как автором сценария, так и его постановщиком и художником. Меня даже зачислили тогда в общество «драматических писа­телей». Но, прежде всего в этой работе я оставался скульптором. На вращающихся постаментах передо мной позировали борцы, выполняя роль своеобразной «живой глины». Они стояли передо мной, играя могучей мускулатурой. Роль Самсона исполнял борец Нрчук (Ярош).

Как рельефно, колоссальными пластами, по всему его телу, лежали мышцы! Какие могучие икры ног и чудесные бицепсы! Как хороши были его спина и саженная грудь! Я искал наиболее красивые, впечатляющие пластические ракурсы, стремясь создать картины поэтические и одновременно драматические.

Цирковые  актеры  полюбились мне   как  скромные, трудовые люди, преданные своему искусству, способные к самой напряжен­ной работе.

Меня поразила особенная «мускульная память» борцов. То, что было найдено на репетициях, запомнилось ими без всяких записей. Каждый раз они точно воспроизводили задуманный рисунок.

Тут же создавались костюмы, бутафория, парики, декорации и специальное оформление фасада цирка; из дерева вырезались всевозможные атрибуты. В этой работе мне особенно помогали мой постоянный помощник И. И. Бедняков, а также художник В. И. Денисов и его сын.

В качестве «сочувствующих» в студии на репетициях часто присутствовали поэты С. Есенин, И. Рукавишников, художник П. Кончаловский и другие.

Помню генеральную репетицию, которая происходила у меня в мастерской. Здесь собрались тогда самые взыскательные зри­тели во главе с А. В. Луначарским.

Позволю себе привести выдержку из его статьи «Коненков для цирка»: «Я присутствовал на генеральной репетиции этих групп и должен сказать, что предо мной предстало одно из са­мых удивительных зрелищ, какие мне до сих пор удалось видеть»... «Такой чисто цирковой элемент, как силачи и борцы, на­шли здесь свое неожиданно прекрасное применение. Я, по правде сказать, никогда не думал, что эти люди — в данном случае арти­сты Ярош, Урс, Пафнутьев и Быстров — смогут быть так покорны воле художника, чтобы сделать свои тела гибкими, как глина, или словно высеченными резцом ваятеля. Сами по себе тела эти благородно развиты и в талантливых постановках Коненкова до­ставляют  настоящее восхищение взору...

...Это есть настоящий цирковой номер, но номер того цирка, о котором мы можем мечтать, цирка исключительно благородной красоты, умеющего непосредственно связать физическое совершен­ство человека с глубоким внутренним содержанием».

            - А. В. Луначарский, Коненков для цирка, «Вестник театра», 1920, № 44.

Все мы очень волновались, как будут выглядеть наши живые картины, когда  мы перенесем их на манеж,  под купол цирка.

В день премьеры цирк на Цветном бульваре был переполнен. И вот зазвучали фанфары и началось представление, состоявшее из девяти картин.

Лучи прожектора вырвали из темноты поистине монумен­тальную фигуру Самсона, точно выточенную из слоновой кости. Постамент начал вращаться. В тишине звучали слова текста и музыка.

Зрители, не отрываясь, следили за тем, как Самсон, борясь с врагами, побивал их ослиной челюстью, как бессильны были они связать героя, как коварная Далила, обольщая доверчивого Ти­тана, усыпила его; по-настоящему волновались зрители, когда насильники филистимляне, глумясь над ослепленным Самсоном, сковали его цепями. И вот настал момент наивысшего напряже­ния, когда Самсон в финале, напрягая всю свою мускулатуру, под звуки труб разрывает гремящие цепи. Эта последняя заклю­чительная сцена воспринималась  публикой  как  апофеоз победы.

И сейчас, когда так много лет прошло с тех пор, мне приятно вспоминать, как живо и темпераментно восприняли зрители цир­ка мою скульптурную сюиту.

После премьеры А. В. Луначарский собрал всю труппу и долго, увлекательно говорил о новых путях и возможностях совет­ского цирка.

Впоследствии «Самсон» долгое время шел на арене 2-го Го­сударственного цирка (бывшее здание цирка Никитиных). В ро­ли Самсона с большим успехом выступал народный богатырь, мой земляк, борец Титов. Из Москвы пантомима «Самсон» была перенесена в Государственный цирк города Тулы.

Воспоминания о работе для цирка мне чрезвычайно дороги. Ведь это было время самых благородных романтических поры­вов во имя утверждения нового искусства победившего народа. Эти воспоминания мне дороги и потому, что снова, как и в дни молодости, я живу образом Самсона. Я готовлю его статую для Всесоюзной  выставки к 40-летию Великого  Октября.

Мне кажется, что и сейчас легендарный образ Самсона дол­жен быть близок современным людям. В страданиях и победе древнего Титана — огромный общечеловеческий смысл. В тяжелой борьбе сбрасывает  сейчас  весь  колониальный мир цепи рабства.

Воспоминания о работе в цирке мне дороги и потому, что цирк, который я в детстве впервые увидел в небольшом городе Смолен­ской губернии Рославле, навсегда сделал меня приверженцем этого увлекательного,  жизнерадостного, праздничного искусства.

Истоки цирка — в народном искусстве. Тот, кому пришлось хоть раз в жизни видеть народный балаган, раек, звукоподража­телей, остроумного русского балагура Петрушку, понимает, как всеми своими нитями цирк связан с жизнью народа, с его отва­гой,   улыбкой и красотой.

Меня радуют победы молодых советских цирковых артистов, снискавших признание и на Западе и на Востоке. Отбросив лож­ную красивость и всяческую фальшь, все «условное» и «модное», советский цирк своими достижениями все больше и больше вы­являет  народную сущность своего  искусства.

Я уверен, что на этом пути мастера советского цирка не за­будут и  традиционное искусство  пантомимы.

С. Коненков

лауреат Ленинской премии, народный художник РСФСР