Секрет репризы
Дом складывают из кирпичей. Точно так же и пьеса слагается из драматических положений. Из каких же элементарных частиц строится литературное произведение, предназначенное для исполнения в цирке? Филологическая литература такого определения не дает. Но практика сама подсказывает нам его.
Элементарную частицу, образующую в совокупности с другими такими же частицами любое юмористическое или сатирическое произведение для цирка, мы называем репризой. Условимся понимать под этим словесную остроту или смешной действенный трюк, содержащий законченную мысль. Реприза — как бы атом смешного. Она воплощает в себе единство интеллектуального и эмоционального, мысли и чувства, как атом — единство материи и энергии. По аналогии с дневниковой записью Александра Блока, заметившего что «стихотворение — покрывало, растянутое на остриях нескольких слов», можно сказать, что любое разговорное произведение для цирка — высоковольтная энергосистема, питаемая генераторами реприз. Чтобы понять устройство системы, надо прежде всего изучить механизм действия отдельной частицы.
Раскроем газету. Перед нами в статье законченная мысль: «В целях сохранения насквозь прогнившего капиталистического строя... монополистические объединения используют подчиненный им буржуазный государственный аппарат для еще большего закабаления трудящихся, уничтожения политических свобод и демократии, для удушения революционного и национально-освободительного движения широких масс, развязывания захватнических войн».
А теперь приведем репризу (современный французский фольклор), выражающую приблизительно ту же мысль.
Знаменитый артист заказал портному брюки. Портной выполнил заказ с большим запозданием. Желая уязвить портного, артист сказал ему: «Господу богу потребовалось всего шесть дней, чтобы создать целый мир. А вам, чтобы создать только одни брюки, потребовалось целых шесть недель!» Портной, не смущаясь, ответил: «Да, но взгляните на этот мир — и взгляните на эти брюки...».
Сравним с газетным отрывком эту репризу-анекдот. Отрывок дает исчерпывающее абстрактно-логическое перечисление признаков, характеризующих современный капиталистический мир. Реприза не называет ни одного из них. Она ограничивается только намеком. Но по смысловой емкости она нисколько не уступает отрывку. Благодаря какой же особенности наша короткая реприза вмещает такое богатство содержания, вызывает смех да еще успевает вскользь, двумя штрихами, создать два законченных образа?
Все дело здесь в неожиданном, но мотивированном сближении двух понятий, далеко отстоящих друг от друга: мир и брюки. Как только эти понятия, подобно двум электродам, сближаются, мгновенно высвобождается «внутриатомная» энергия репризы, она вспыхивает ярким содержанием и раздается взрыв смеха. Весь текст репризы служит лишь подготовкой к последней фразе, обладающей этим удивительным свойством.
Газетный отрывок конечен, он содержит только точно определенный смысл, заключенный в тридцати семи словах. Содержание же репризы шире: в ней — вся сумма смыслов, которые вкладывают в репризу любые читатели и слушатели, а каждый из них привносит сюда свой личный жизненный опыт.
Чтобы механизм действия репризы пришел в движение, чтобы реприза «дошла», вызвала смех, она должна опираться на жизненную практику зрителей, намекать на то, что зрителям уже знакомо и задевает их само по себе. Так называемый познавательный материал, вполне уместный в очерке или научно-популярной брошюре, не вызывает в цирке никакого интереса. Смех звучит тем оглушительнее, воздействие репризы тем сильнее, чем дальше отстоят друг от друга понятия, сближаемые в репризе, и чем злободневнее жизненный материал, на который она опирается (то есть чем свежее соответствующий опыт зрителя и чем чувствительнее он затрагивает зрителя вне цирка).
Здесь обнаруживается социальная обусловленность комического. Смех возникает, когда неожиданно, в парадоксальной форме проявляется противоречие между тем, как бывает, и тем, как должно быть. Реприза напоминает зрителю, как бывает иногда в жизни. А как должно быть — зритель сам знает, потому он и смеется. Реприза не преподносит мысли в готовом, разжеванном виде, а заставляет самого зрителя, смеясь, делать нужные выводы.
На умелом использовании свойства репризы извлекать из сочетания противоположностей «магический» эффект зиждется словесная ткань любого циркового номера.
Проявление этого эффекта называется обычно остроумием, так как оно, прежде всего — функция ума, мысли, а вызывает эмоциональную реакцию уже потом, в качестве следствия. Остроумию противостоит острословие — поверхностная, чисто внешняя игра слов, которой обычно уснащается речь на манеже. Такая игра слов веселит зрителя забавностью речевого строя, но не углубляет содержания смыслового ряда в речи.
Клоунада представляет собой всегда систему реприз, развивающихся последовательно друг из друга, причем и вся клоунада в целом строится тоже как реприза с неожиданным ударным концом. Сюжетные положения служат для мотивировки репризных «ударов». Комические ситуации и четкие характеры — «маски» — усиливают здесь активность зрителя в каждой репризе средствами театральной драматургии — игрой на симпатии или антипатии к действующим лицам и на интересе к тому, как они сумеют выйти из затруднительного положения.
Диалог на манеже имеет тенденцию касаться одновременно двух не связанных друг с другом тем, при скрещении которых возникают репризы. Например, один из клоунов делает «доклад о международном положении», а другой в это время проводит физкультурную зарядку.
П е р в ы й. Заправилы Уолл-стрита требуют, чтобы подчиненные им страны увеличили свои военные бюджеты. К чему они вынуждают народ?
В т о р о й. Втянуть живот, опустить руки! Протянуть ноги!
П е р в ы й. Но народы, борясь за мир, сумеют...
В т о р о й. Расправить плечи, выпрямиться! Поднять голову и дышать полной грудью!
На репризах строятся куплеты с неизменным рефреном, который в каждом куплете поворачивается новым, неожиданным содержанием, возникающим от его сближения с другой, на первый взгляд далекой смысловой линией, занимающей в порядке подготовки почти все «пространство» куплета.
В этих беглых заметках нет возможности проследить взаимосвязь реприз в их сопряженной системе, какой является любой разговорный номер в цирке. Но основой любого из них всегда будут репризы.
Втиснутая между двумя зрелищными номерами, реприза коверного рассчитана на то, чтобы вниманию зрителей, утомленному предыдущим, дать короткую передышку, разрядку. Но реприза лаконична не только поэтому. По самой своей природе она должна быть короткой и ясной. Если рассказывать анекдот слишком пространно, слушатели раньше времени догадаются, куда клонит рассказчик. Элемент неожиданности в конце анекдота исчезнет, и смеха не будет. Если же рассказывать анекдот слишком сжато, слушатель не успеет понять, в чем дело, и тоже не станет смеяться. Этот же закон обусловливает лаконичность репризы на манеже. Однако при всей своей краткости реприза успевает создать типический образ — в этом главное назначение репризы, как и всякого художественного произведения.
В романе Сервантеса образ Дон-Кихота вырисовывается из множества эпизодов и деталей, на чтение которых уйдет добрая неделя. В известном рисунке Пикассо тот же образ набросан всего несколькими штрихами. Но эти штрихи реально существуют, и тот, кто не читал романа, сразу поймет, что именно изображено на рисунке, А в репризе, создающей этот образ, даже и штрихов нет. Образ дорисовывает воображение зрителя по скупым подсказкам. Здесь с Дон-Кихотом сравниваются колонизаторы, пытающиеся распоряжаться в королевском замке в Аммане, столице Иордании. Только Дон-Кихот принимал постоялые дворы за замок, а колонизаторы, видно, принимают замки за постоялые дворы...
Сближение двух разнопланных понятий или смысловых рядов в репризе обязательно должно быть неожиданным. При этом в цирке неожиданность носит иной характер, нежели, скажем, в драме. Там она всегда логична, мотивирована либо психологическими «поворотами» характеров, либо логикой развития событий. В репризе же нет времени на длительную подготовку. Здесь неожиданность проявляется в том, что намек на знакомый зрителю образ вдруг возникает там, где этого не ожидали. Поэтому в цирке неожиданность производит впечатление алогичности.
Реприза чаще всего строится на своеобразной цирковой фантастике, лучше всего мотивирующей парадоксальное противопоставление понятий. То перед нами зеркало, отражающее все вверх ногами, и, чтобы посмотреться в него, надо стать на голову. То коверный выходит в дамской шляпке с бантом в виде пропеллера...
И н с п е к т о р. Что это у вас за шляпа, вроде вентилятора?
К о в е р н ы й. А это вентилятор и есть. Собственного изобретения!
И н с п е к т о р. Как же он приводится в действие? Электричеством?
К о в е р н ы й. Нет, ветром.
И н с п е к т о р. А если ветра нет?
К о в е р н ы й. Так ведь эта шляпа — для тех модниц, у которых всегда ветер в голове... (Реприза А. Ирошникова.)
Фантастика цирка сродни сатирической фантастике Щедрина и Маяковского: «Органчик» или «Прозаседавшиеся» вполне органично вошли бы в цирковое представление.
Искусство цирка по своей природе зрелищно. На манеже реприза тяготеет к зрительно-эффектному трюку в конце.
И фантастический элемент пронизывает не только словесную грань репризы, но и ее зрелищную сторону. Коверный обычно берет себе в «партнеры» животных и реквизит. Но вещи и животные ведут себя самым неожиданным образом. Курица бегает по манежу хвостом вперед, из бутафорских яиц вылупляются живые цыплята, вязанка дров звучит, как ксилофон. Даже обыкновенные грабли, которыми разравнивают тырсу на манеже, включаются в игру.
И н с п е к т о р. Почему не убираешь манеж? Коверный. Мне грабель не хватило. Инспектор. Возьми у него.
К о в е р н ы й (берет грабли, переворачивает и, выдергивая из них зуб за зубом, гадает, как на цветке). Работать, не работать, работать, не работать... Работать! А чем работать?
Буффонная форма репризы, естественно, связана с гиперболой. Преувеличение необходимо для того, чтобы обыденные, примелькавшиеся зрителю в жизни явления и типы показать с подчеркнутой яркостью и выпуклостью, привлечь к ним общественное внимание или заставить зрителя понять их глубже и вернее. Вот коверный ведет через манеж лошадь.
И н с п е к т о р. Куда вы лошадь ведете?
К о в е р н ы й. В местком. Хочу поставить о ней вопрос в общественном порядке. Подхалимством занимается.
И н с п е к т о р. Лошадь — подхалимством? Выдумываете... Коверный. Да, да, вы не смотрите, что она такой тихоней прикидывается. А сама прошлой зимой три раза директору дрова возила на квартиру. (Реприза Г. Рыклина.)
Каким бы невероятным ни было преувеличение в цирке, какой бы фантастической ни была фактура репризы, создаваемый ею образ должен быть узнан зрителем. Здесь проходит граница цирковой гиперболы: если зритель не поймет, кого высмеивает артист, реприза «не пройдет». Вот почему реприза является произведением реалистическим. Присущими ей эксцентрическими приемами она дает верное и живое воспроизведение действительности. Не случайно здесь так часто используется «подсадка», чтобы на мгновение выдать репризу за подлинный факт. Соблюдена и правдивость деталей и верность передачи типических характеров. Нарочитая фантастичность обстоятельств не уменьшает, а подчеркивает их типичность.
В цирке заострение типических сторон жизненных явлений настолько велико, что создаваемые репризой образы всегда приобретают обобщающий смысл. Даже если автор имел бы в виду высмеять только отдельных носителей порока, реприза независимо от его воли будет восприниматься как постановка вопроса о типическом явлении — пусть даже в тексте усиленно подчеркивается, что речь идет лишь об отдельном, частном, особенном. Зритель все равно обобщит частный случай, опираясь на свой жизненный опыт.
И н с п е к т о р. Вот вы утверждаете, что ваша собака говорящая. Какие же она слова может выговорить?
К о в е р н ы й. Какие угодно.
И н с п е к т о р. Ну, пусть она скажет хотя бы «да» или, допустим, «нет».
К о в е р н ы й. Пожалуйста. Бутуська, скажи «да». Ну, быстренько, скажи «да-а». Ладно, не хочешь сказать «да», тогда скажи «нет». Бутуська, в чем дело? Ну, скажи мне на ушко... А, понимаю... У него такой характер, что сказать определенно «да» или «нет» он не может. (Реприза А. Ирошникова.)
Поэтика репризы — поэтика живописания намеками. Все сценическое действие, заключенное в ней, весь ее текст имеют лишь подсобное значение. Главное, то, ради чего создана реприза, не сказано в ней, оно находится в сознании зрителя, в его опыте. «Аппарат» репризы предназначается только для того, чтобы заставить зрителя самостоятельно додумать и обобщить то, на что натолкнула его реприза, а затем самому же дать этой мысли оценку, выряжаемую смехом.
Нельзя не согласиться с определением Н. Г. Чернышевского: «Ограничиваясь воспроизведением явлений жизни, художник удовлетворяет нашему любопытству или дает пособие нашим воспоминаниям о жизни. Но если он притом объясняет и судит воспроизведенные явления, он становится мыслителем, и его произведение к художественному своему достоинству присоединяет еще высшее значение — значение научное».
Многие разговорные произведения для цирка не только верно воспроизводят явления действительности, но объясняют и судят их.
Однако было бы ошибкой утверждать, что реприза приспособлена исключительно для осмеяния отрицательных явлений. Ее палитра значительно богаче. Еще в 20-х годах, например, наш зритель горячо аплодировал репризе, которой советский цирк отликнулся на китайскую революцию 1924—1927 годов. Реприза отталкивалась от хвастливой реплики Рыжего о том, что он объехал весь мир и знает множество языков, в том числе и китайский.
К л о у н. А как сказать по-китайски «человек»?
Р ы ж и й. Там.
К л о у н. А если два человека?
Р ы ж и й. Там-там.
К л о у н. А если три?
Р ы ж и й. Там-там-там.
К л о у н. А если сотни, тысячи, миллионы людей?
Р ы ж и й. Там-там, там-там-там, там-там-там-там… (Поет «Интернационал».)
Горячо принимаются зрителем репризы, обращенные к чувству советского патриотизма, национальной гордости советских людей. Зритель реагирует на них не смехом, а аплодисментами.
Коверный обращается к инспектору:
Взгляните, что я в комоде нашел.
И н с п е к т о р. Обыкновенная зажигалка.
К о в е р н ы й. Не обыкновенная, а историческая. Читайте — «сделано в США, именная — Джону Паркеру».
И н с п е к т о р. Как же она оказалась у вас в комоде?
К о в е р н ы й. Я сам из Архангельска. В восемнадцатом году, когда американцев попросили из нашего города, этот вояка впопыхах потерял свою зажигалку.
И н с п е к т о р. А что, если съездить в Америку и вернуть ему зажигалку? Джону Паркеру было бы приятно от нее прикурить, вспомнить свою молодость.
К о в е р н ы й. Зачем же ехать в Америку? Если этот вояка захочет вспомнить свою молодость, мы и отсюда дадим прикурить, (Реприза Б. Романова, октябрь 1957 г.)
Советский цирк повседневно откликается на наши достижения злободневными репризами. И в этих случаях, как и в предыдущих примерах, реприза строится на том же принципе неожиданного сближения отдаленных смысловых рядов:
«Много есть машин у нас,
Мчащихся в эфире:
Эту хвалят один раз,
А ТУ —104».
Едва мы успели разобраться в механизме художественной выразительности репризы, как нас поражает любопытное обстоятельство: ведь это прием, характерный не для одного только цирка. Конечно, в других литературных жанрах прием репризы используется не в такой обнаженной, лапидарно-парадоксальной форме, какой требует цирк. Однако несомненно, что любой литературный материал, будь то поэма Пушкина, стихотворение Тютчева, роман Толстого, в той или иной форме обращается подчас к приемам активного вовлечения читателя в процесс создания художественного образа, — приемам, которыми создаются репризы. Большая литература протягивает руку цирку.
МАРК ТРИВАС
Журнал «Советский цирк» сентябрь 1958 г.
RSS 
