В цирке и на эстраде. Разговор на тему "Слово в цирке"

Статья Н. П. Смирнова-Сокольского «Слово в цирке» затрагивает острые вопро­сы дальнейшего развития разговорных жанров на  арене  цирка.

Критически оценивая их состояние, Н. П. Смирнов-Сокольский полагает, что мы слишком ограниченно понимаем своеобра­зие цирка, специфику его выразительных средств. Не проводя различия между зву­чащим словом на эстраде и на манеже, ав­тор предлагает широко внедрять в цирко­вой репертуар речевые эстрадные жанры, в частности фельетон, интермедии и кон­феранс.

Статья вызывает горячее желание поспо­рить с ее автором, высказать наблюдения практика, представителя разговорного жанра, много лет отдавшего советскому цирку.

Прежде всего трудно согласиться с утверждением автора статьи, будто бы цирк «почти молчит». У нас несколько десятков цирков, в каждой их программе участву­ют и сатирики и клоуны, каждый вечер сло­во звучит с арены и в прологах, и в номе­рах речевых жанров, и в паузах.

Спорно и утверждение о том, будто клоуны «ушли в чистый юмор». Так ли это? За последние годы на манеже показано немало веселых, идейно насыщенных клоу­над, различных клоунских сценок, осмеива­ющих пережитки прошлого или все еще встречающиеся бытовые неполадки. Можно уверенно сказать, что в репертуаре любых клоунов имеются содержательные сатири­ческие произведения. А надо ли сбрасы­вать со счета репризы наших коверных ко­миков? Они строят свой репертуар в действенной игровой форме; пользуясь всем многообразием цирковых выразительных средств, редко прибегают к слову (или не всегда полноценно владеют им), но разве, это снижает их роль и значение как пред­ставителей сатирического начала на мане­же?

Из сказанного не следует, что в этой области у нас нет трудностей или недостат­ков. Есть, конечно... И задача наша в том, чтобы понять и преодолеть их.

Об одном из серьезных недостатков тактично говорит Н. П. Смирнов-Сокольский, ставя вопрос о том, кто же должен произ­носить слово  с цирковой арены.

Казалось бы, вопрос ясный: только профессионально подготовленный исполнитель, обладающий четкой дикцией, умеющий ло­гично акцентировать фразу, вскрыть ее подтекст, владеющий словом во всем бо­гатстве его звуковой выразительности.

Встречаемся ли мы в цирке с предста­вителями речевых жанров, не отвечающи­ми таким требованиям? К сожалению, встре­чаемся... Вспоминаю одного акробата, ко­торый сломал себе руку и горько жаловал­ся: «Докатился, теперь быть мне только клоуном...».  Такие  клоуны   по недоразумению или по несчастью все еще попадаются в нашем цирке.

В то же время за последние годы в него пришли и молодые артисты с дипло­мами театральных учебных заведений. Они радуют хорошей дикцией, умением без форсирования голоса донести до зрителя выразительно звучащую фразу, пользовать­ся интонационными нюансами речи. Но их еще мало, и они нередко сталкиваются с предвзятым отношением, а то и с противо­действием со стороны «старожилов» цирка, тех «седых капитанов», о которых вспоми­нает в своей статье Н. П. Смирнов-Соколь­ский. Таких «капитанов»-консерваторов пу­гает приход молодых исполнителей — они чувствуют свою слабость в слове, но не склонны выпустить руль из рук.

Надо заметить, что критика часто не­обоснованно и незаслуженно обрушивается на   представителей   разговорного   жанра.

Упреки в их адрес порой приобретают трафаретный характер. Некоторые крити­ки не утруждают себя серьезным анализом и, не считаясь с отношением зрителя, с его реакцией, бездоказательно, походя выска­зывают отрицательные суждения, тем са­мым убивая инициативу исполнителей речевых  жанров.

Сошлюсь на один из последних приме­ров.

О программе Свердловского цирка, не­смотря на участие в ней исполнительницы сатирических монологов, коверного клоуна, а так же заслуженного артиста РСФСР Юрия Дурова, газета «Уральский рабочий» (от 14 сентября 1957 г.) писала, что «сати­рическая струя присутствует в ней лишь номинально». Газета утверждала, будто бы «то, что происходит на манеже, имеет са­мое отдаленное отношение к сатире, ар­тистка декламирует монологи спекулянтки, склочницы — это вызывает недоумение». Почему? Разве не принят закон о привле­чении к ответственности за спекуляцию, разве склочницы уже перевелись в нашем обществе? Так почему же они не могут быть объектом сатиры? Почему же моно­лог, произнесенный от их лица и в их об­разе, не заслуживает быть отнесенным к сатирическому жанру? И можно ли не счи­таться с тем, как воспринимает эти моно­логи зритель?..

Безусловно, любая разновидность разго­ворного жанра в цирке требует большого творческого труда. По-своему сложны и сатира, и клоунада, и работа коверных кло­унов. Все они одинаково связаны с особен­ностями манежа, требованиями цирка и не могут не считаться с ними. И хотелось бы напомнить, в чем состоит своеобразие усло­вий, в которых им приходится выступать, в чем особенность и отличие выразительных средств, свойственных цирку.

Несомненно, что условия выступления на эстраде и манеже неравноценны.

Сценическая площадка, огораживающая артиста с трех сторон, создает ему отлич­ные условия для раскрытия тонкостей тек­ста, для филигранной отделки фразы, для органического сочетания интонации с мими­кой и жестом. Артист отлично виден и слы­шен, он ни в чем не стеснен. Исполняя тот же фельетон на манеже, артист, хотя и ста­рается охватить круг зрителей, все же к некоторой их части стоит спиной, вызывая на­рекания слушателей, не улавливающих тек­ста. Это неизбежно отражается на качест­ве исполнения и   на его восприятии.

Совершенно различны и акустические условия. Театр, эстрада оборудованы для звучания, для полета слова, тогда как в цир­ковом помещении, как правило, звук рас­сеивается, невнятность речи возникает и у отлично артикулирующих артистов. Особен­но невыгодны акустические условия некоторых летних цирков-шапито.

И наконец, внимание зрителя в эстрад­ном театре и в цирке неодинаково по свое­му характеру. В театр эстрады зритель приходит главным образом, чтобы слушать, а в цирк — чтобы смотреть. К этому рас­полагает и самая природа циркового пред­ставления, действенного, динамичного, зре­лищного в своей основе.

Если на эстраде можно рассчитывать, что большой десяти или двенадцатиминутный фельетон будет внимательно дослушан до конца, то в цирке мучает неуверенность, слышат ли текст сидящие позади зрители, беспокоит, что кто-то входит или выходит из зала во время исполнения, мешает заку­лисный шум, неизбежный при близком со­седстве помещений для животных, — и в этих условиях редко кому удается собрать и удержать внимание зрителя при чтении обычного эстрадного фельетона.

Конечно, и у эстрады и у цирка одина­ковый по своему культурному уровню зри­тель. И тем не менее, выступая иногда на сценических площадках, я легче овладеваю вниманием аудитории, она лучше, нежели в цирке, откликается на мой репертуар, более заинтересованно относится к тому, что я хочу сказать. Следовательно, дело не в зрителе, а в значительной мере в услови­ях, в которых зритель слушает, а артист произносит слово.

Мне довелось услышать одну и ту же длинную интермедию на эстраде и на аре­не, причем исполненную на одинаковом профессиональном уровне. На эстраде она прошла отлично, зрители дружно смеялись, между тем как в цирке она воспринималась много слабее, лишь изредка вызывая легкий смех. И в то же время не раз приходилось убеждаться, что клоунада, живо проходив­шая в цирке, вызывавшая здесь едино­душную реакцию, очень вяло принималась на эстраде.

__________________________________________________________________

Статьи публикуются в дискуссионном порядке.

Еще сложнее обстоит дело с конферан­сом. Н. П. Смирнов-Сокольский предлагает ввести его в цирковое представление. Та­кие попытки делались. Незадолго до войны, в частности, и мне удалось эксперименти­ровать в этом направлении. Совместно с партнером (Е. Коганом) мы в качестве конферансье вели цирковые программы в Горьком, Казани, Курске и ряде других го­родов. В то время наши опыты не нашли убежденных сторонников, и мы отказались их продолжать.

В цирке конферансье поставлен в совер­шенно иные условия, нежели на эстраде.

По окончании очередного номера на эстраде дается занавес, а за ним, вне поля зрения публики, делаются все необходимые перестановки, идут приготовления к показу следующего номера программы. Конферансье, находясь перед занавесом, на про­сцениуме, свободно общается со зрителем, ведет конферанс, не считаясь с фактичес­кой длительностью паузы, необходимой для перестановок. Он играет не служебную, не подсобную, а вполне самостоятельную роль, остается на просцениуме столько вре­мени, сколько считает нужным.

В ином положении оказывается конфе­рансье, решившийся выступить в цирке.

Основное требование циркового пред­ставления — быстрый темп проведения про­граммы. Номера должны следовать друг за другом как можно скорее, и зритель не должен замечать, как на манеже ведутся приготовления к их показу. Возникает осо­бая, технического порядка, пауза: скажем, убирается громоздкий реквизит дрессиров­щика и одновременно ведется установка турника для выступления гимнастов. Вся эта подготовка проводится группой униформи­стов в быстром темпе.

В таких условиях надо «прикрыть» неиз­бежную паузу ровно столько времени, сколько она длится. Надо собрать и удер­жать внимание зрителя, донести до него слово, находясь в окружении выполняющих свои задания многочисленных униформи­стов. «Прикрыть» и заполнить подобную паузу легче коверному клоуну, нежели кон­ферансье. Живая, динамическая шутка, дей­ственная игра, подкрепленная каким-либо трюком, неожиданным клоунским аксессуа­ром, становится уместнее и доходчивее, нежели словесный диалог.

Зрительное восприятие в цирке сильнее, чем на эстраде. Если на эстраде сатира мо­жет быть выражена  только словом, то на манеже одно лишь слово не всегда полно­властно. Оно выигрывает от сочетания с действием, оно лучше воспринимается, ког­да вытекает из действия, сопровождает или завершает его, когда само действие по­строено на неожиданности, на трюке, под­креплено интересным реквизитом, хоро­шо обыгранными аксессуарами. Не сни­жая значимости затрагиваемых им тем, цирк должен стремиться именно к та­кого рода сценарному и актерскому их раз­решению. Отличные образцы подлинно цирковой по своему стилю политической сатиры создал Виталий Лазаренко, с кото­рым, мне посчастливилось выступать в ка­честве партнера.

Краткость, действенность, образная ха­рактерность остаются основой цирка, всех его жанров, в том числе и речевых. В этом направлении должны продолжаться и раз­виваться творческие поиски артистов разго­ворных жанров, выступающих на арене. Переносить же на нее чисто эстрадные речевые жанры, основанные только на сло­ве, вряд ли следует: они останутся чуж­дыми природе цирка.

АНДРЕЙ ИВАНОВ,

артист государственных цирков

Цирковое искусство обладает замечательным даром ярко и глубоко  воздействовать.  Вот почему я всегда  с удоволь­ствием делюсь своими цирковыми впечатлениями с моими товарищами по театру.

Мы все, воспитанники Художественного театра, в первые же годы работы с К. С. Станиславским впитали в себя уважитель­ное отношение к цирку и его труженикам. Цирк — это настоя­щее мастерство, добытое упорным, кропотливым трудом, это ис­кусство, в котором нет и не может быть дилетантизма, чревато­го здесь очень серьезными последствиями.

За последние годы наш цирк сделал значительные успехи. Ра­дуясь, им, хочется пожелать ему дальнейших художественных до­стижений, безостановочного роста и расцвета.

Нет сомнения в том, что используя широко опыт старых ма­стеров, творчески углубляя и обогащая его, сохраняя ценные тра­диции своего искусства, совершенствуя и насыщая его дыханием современности, советский цирк будет непрестанно радовать нас новыми успехами.

Хочется напомнить нашим мастерам цирка совет великого художника сцены К. С. Станиславского, сказавшего, что главное в искусстве — это «сделать сложное простым, простое привыч­ным, а привычное приятным».

Ю. ЗАВАДСКИЙ,

народный артист СССР

Журнал «Советский цирк» январь 1958 г