Солирующая единица

Свой фельетон «Полупетуховщина» Ильф и Петров написали около сорока лет назад. С тех пор сменилось почти целое поколение актеров и бесчисленное множество поколений руководителей эстрады.

Но вопль этот раздается вновь и вновь: — Нужно оздоровить эстраду!

И эстраду то и дело оздоровляют. Реорганизовывают. Придумывают новые названия. Разъ­единяют или объединяют отделы и графики. Энергично рас­ширяют административный аппарат. Все эти организационные действа мало влияют на твор­ческую жизнь эстрады. Она продолжает жить шумно и ве­село, но, к сожалению, не всегда талантливо. Это очень огор­чительно потому, что эстрада — действительно любимое народом искусство, и оно действительно массовое. Любимое и массовое! Слова эти от частого употребления несколько стерлись, потеряли свою первоначальную силу. Их произносят по всякому случаю, не вдумываясь в смысл произносимого.

А вы вдумайтесь, дорогой читатель!  Что они означают? Ежедневно на сотни площадок — в цех во время обеден­ного перерыва и в залитый огнями Дворец съездов, в бре­венчатый клуб и просто в поле, на кузов грузовика — выхо­дит улыбающийся человек и произносит:

— Добрый вечер, здравствуйте!

Вы его узнали? Это конферансье. О нем, о работе и твор­честве этого человека мы и хотим повести сегодня разговор. Итак, начинаются концерты. Много, очень много концер­тов. Это нас радует. Тысячи людей сидят в зрительных залах в ожидании чуда — общения с настоящим искусством.

К сожалению, чудо не всегда происходит.

Все концерты начинаются почти одинаково, одной и той же стереотипной фразой, с одинаковой интонацией и даже одним голосам. Существует железный стандарт, по которому комплек­туется и проводится эстрадный концерт. Он начинается вступительным фельетоном. Это традиция. Фельетон этот зачастую написан процветающим потомком Сандро Полупетухова. Может быть, внуком Бориса Аммиакова или Лео­нида Кегельбана. Не в этом дело. Дело в том, что создается эта литература по одному образцу, срабатывается на одну колодку. Сначала идет позитив. Без позитива нет негатива. Это отлично усвоили Сандро Полупетухов и К0. Монолог на­чинается мажорно, оптимистично. Сообщается, сколько у нас в секунду выпускается автомобилей «москвич», самолетов ТУ-114 и любительских сосисок. Сосиски добавлены для юмора.

Потом делается плавный переход к вопросам сельского хозяйства. Конферансье должен шагать в ногу со временем: «Утром в газете — вечером в куплете». Зрителям доклады­вается о состоянии животноводства на сегодняшний день. А так как монолог этот, в среднем, читается от двух до пяти лет, то сведения эти несколько теряют свою свежесть. Но кон­ферансье этоне смущает.

— Кстати, о коровах, — игриво рассказывает он. — В од­ ном колхозе, на гумне, я слышал такой диалог: «Твоя Бу­ренка 500 литров молока выдаст   на-гора?» — спрашивал председатель у дояра. «Выдаст!» — отвечал дояр. «А 1000 лит­ров    выдаст?» — «И 1000 выдаст!» — «А 3000 выдаст?» — «Выдаст, но тогда уж совсем вода будет».

После этого подвергаются злейшей сатире троллейбусные «зайцы» и жэковские лифтерши. Зритель слушает. Иногда смеется. Он понимает, что попал в глупое положение. Покупая новую книгу, он может не читать предисловия, это его дело. На эстрадном концерте хочешь не хочешь, а вступительный фельетон слушай. Терпи. Заканчивается танец, и перед зрителем вновь появляется фигура заученно улыбающегося человека.

— Пока сцену готовят к следующему номеру, — интимно сообщает  он, — мне хочется рассказать историю, которая произошла со иной сегодня утром.

Зритель сидит скучный. Он эту историю уже слышал. Ее рассказывал другой конферансье, который недавно приез­жал сюда с другой бригадой. После манипулятора конферансье будет показывать фо­кусы, после певицы — петь куплеты, после жонглера — жонглировать. Это хороший, «метражный» конферансье. Его в эстраде ценят. Он умеет все — и швец, и жнец, и на дуде игрец. Правда, он плохо разговаривает, но это уже деталь, на кото­рую не стоит обращать внимания. Двенадцать актеров разных жанров в поте лица разбав­ляют его конферанс.

Двенадцать!

Задумался конферансье: «А зачем? Теперь всячески при­ветствуется совмещение профессий. То, что выгодно для производства, выгодно для меня». И решил добрый молодец: «Не нужны мне двенадцать артистов, буду сам играть концерт!» Так родился сольный концерт конферансье — новое явле­ние на эстраде. Ничего абсурднее и глупее этого нет и вряд ли может быть. Кто такой конферансье? В словаре Ожегова слово это объясняется так: «Артист, объявляющий номера программы на эстрадном представлении, концерте и занимающий иногда публику в перерывах своим самостоятельным выступ­лением». Иными словами, конферансье должен быть простым, есте­ственным, непринужденным хозяином представления, весе­лым и остроумным распорядителем эстрадной программы.

Программы! Представления! Концерта!

Но отныне нет программы, нет представления, нет кон­церта. Есть сольное выступление Брунова, Радова или дру­гого конферансье, удостоенного этой сомнительной чести. И разъезжают по городам и селам огромной страны на­шей бывшие конферансье, ставшие солирующими едини­цами. Конферансье их назвать нельзя. Они не конферируют. Конферировать-то  нечего. Концерта-то нет!

Может быть, мы в чем-то неправы? В эстраде любят ссылаться на авторитеты. К месту и не к месту приводят опыт работы старого Гибпшана и молодого Милявского. Постараемся и мы сослаться на бесспорный авторитет. Перед нами книга одного из лучших советских конферансье А. Алексеева «Серьезное и смешное». Послушайте, что он пишет: «Прежде публика могла любить конферансье и, мо­жет быть, из-за него ходить в театр, ждать его появления, но все-таки он был не номером в концерте, а фоном (под­черкнуто А. Алексеевым) этого концерта и, как ни странно, не должен был иметь личного успеха».

Нынче никто не хочет быть фоном, все рвутся в солисты. Глядя на правофланговых, и вся остальная конферансная братия устремилась в солирующие единицы. Начальство не устояло перед столь мощным натиском. Одним выдали ин­дульгенцию за отделения, других нарекли «красной стро­кой»*.

*Тут хочется особо отметить одно обстоятельство. Когда эти со­лирующие единицы едут на гастроли за границу, они с удовольст­вием занимаются конферансом, так сказать, не гнушаются своих прямых обязанностей. Говорят, что у некоторых это еще получается. У тех, кто не разучился конферировать. Конферансье осталось мало. Поэтому-то с рыданиями в голосе несутся вопли: 

— Нужно оздоровить эстраду!
— Что делать?
— Конферансье становится уникальной, отмирающей профессией!

А кто в этом виноват, дорогие товарищи! Кто виноват в том, что зрителю стало безразлично, кто ведет сегодняшний концерт — Шипов или Кравинский, Лонгин или Ладыженский? Мы отлично понимаем, что неповторимое творческое лицо по заказу не сделаешь. Вряд ли его сможет придумать для каждого конферансье даже сам начальник отдела сатиры и юмора Москонцерта. Потому, что творческое лицо конфе­рансье — это не только та «маска», в которой он появляется перед зрителем. Это и его культура, и его политическая зрелость, вкус, эрудиция, репертуар. Это, в конце концов, умение по-своему построить концерт.

Что происходит нынче? Очередность номеров в концерте определяет чаще всего не конферансье, а администратор этого концерта или «сложившаяся ситуация». Парадокс, ко­торый можно объяснить только равнодушием к искусству, желанием угодить не зрителю, а администратору. И еще об одном. Нам рассказывали, как много лет тому назад тогда уже известный Михаил Гаркави впервые увидел в Ленинграде на одном из концертов Сашу Менакера. Мена­кер понравился Гаркави. Он принимает живейшее участие в судьбе тогда еще только начинающего артиста. Кто знает, может быть, в том, что Саша Менакер стал Александром Менакером, в какой-то степени «повинен» и Гаркави.

А какое горячее участие, заинтересованность в судьбе молодых артистов проявлял Гаркави в последние годы своей жизни! Это не красивая фраза. Его крестники — Писаренков, Гумницкий и другие — благодаря ему стали конферансье. О ком из нынешних ведущих мастеров репризы мы мо­жем сказать это? Любители эстрады лирически вспоминают то золотое вре­мя, когда на одних подмостках встречались настоящие звез­ды эстрады в озорных, брызжущих выдумками и весельем представлениях, в отличнейших, как говорят, афишных кон­цертах. Помните? «Его день рождения», «Вот идет паро­ход»... Смирнов-Сокольский и Набатов, Миров и Новицкий, Миронова и Менакер. Они не мешали друг другу. Один до­полнял другого, никто не был в накладе: Гаркави не боялся быть в концерте «фоном». Он был уверен в себе, в своем мастерстве. От этого выигрывало искусство, прекрасное ис­кусство эстрады.

Мы — за это искусство!

Пусть больше будет у нас конферансье. Конферансье, а не самовлюбленных солирующих единиц, не имеющих зачастую собственного творческого лица, но зато имеющих сольные концерты.

Да, мы — за это!
А вы, дорогие читатели?


Журнал Советский цирк. Январь 1968 г.

оставить комментарий