Здесь не хотела бы лежать Валерия Цветаева
Таруса. Я в кабинете директора музея. Раздается телефонный звонок…
« - Так, одну секундочку, алло, здравствуйте, это директор музея Климова Евгения Михайловна, скажите, пожалуйста… вот я в начале июля буду в Калуге, я вам счет могу взять подлинный… вопрос такой, вам счет можно передать в день когда вы приедете… вам по факсу только… так, вы пожалуйста во-первых свои координаты оставьте, сейчас Нине Григорьевне скажите, у вас есть наш телефон, правда междугородка сейчас отключена…
я буду в Калуге числа 6-го, 7-го… бухгалтерия, у нас бухгалтерия в Калуге находится… Давайте так сделаем, вы мне скажите, сколько вас человек будет… Нина Григорьевна записала… что по городу, и что по музею… Давайте так, я с ними этот вопрос улажу… да… пожалуйста, досвидания.
Наш статус филиала Калужского областного краеведческого музея.
Открылся музей в 1992 году. А организацией занималась гораздо раньше. Всякие хлопоты – по поводу здания, по поводу экспонатов и т.д. Открыт он был 4 октября 1992 года. И вот с этого времени я тут есть. Я заканчивала институт культуры – библиотечно-библиографический факультет. А Цветаевой я занималась для души, для себя. Историей искусств также занималась для себя»
Вот, посмотрите –
Климова Евгения Михайловна достает из шкафа альбом с поразившим меня содержанием. Екатерина Морозова Утенкова.
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ
Отрывок из подготовленной к изданию книги
«Семья Цветаевых и Таруса»
(Сост. Е. Климова)
«Часть первая
Я почти что родилась в Тарусе. Моя мать, Замятина Елена Михайловна, не мыслила себе жизни без нее. Ее влекли туда необыкновенная тарусская красота, однажды увиденная и навек пленившая, а еще дружба и любовь к Валерии Ивановне Цветаевой, встреча с которой когда-то круто изменила всю ее жизнь, и наконец, их общее дело — "Студия искусства движения", в которой мама сначала училась, а потом преподавала.»
Текста страниц на шестнадцать и еще несколько фотографий. Я тут же превратился в папарацци и вооружился фотоаппаратом. «А вы можете с ней встретиться, правда, она сейчас в Москве… Вот ее телефон, запишите.
Это были Государственные Курсы искусство движения. Они существовали с 1920 по по 32 год. То есть – 12 лет. В 32 году Валерия Ивановна ушла на пенсию. Мама Утенковой Морозовой училась на Курсах с 24 года и потом стала преподавать, даже сменила Валерию Ивановну»
- К Валерии Ивановне незадолго до ее смерти приезжала подруга…
«Вы говорите о Дружининой. Она приезжала сюда, потому что у нее здесь есть дом. Сын ее основатель квартета Бородина. Композитор Дружинин, музыкант. Она была здесь и общалась с Валерией»
- Из ее воспоминаний мне стало известно, что был архив Цветаевских курсов.
«Возможно…»
Я показываю плакаты и листок с текстом «архива не сохранилось». «Поразительно, это же все подлинники… Как они у вас оказались, удивительно…».
- Да я и сам не перестаю удивляться, как они оказались в подвале общежития циркового училища.
«А вот здесь у вас «архива не сохранилось». Удивительно…».
- Как вам кажется, откуда у нее родилось вот это увлечение танцем, пластикой, цирком?
«Это Айседора Дункан.
Известно, что занималась в балетном классе Большого театра.
Она еще училась в студии художественной гимнастики Лидии Ивановой. Еще до этого.
Она еще в Екатерининском училище училась. Ее туда отдали в 12 лет. У Валерии не складывались с мачехой отношения.
Иван Владимирович был вообще человеком… он настолько любил Варвару Дмитриевну, свою первую жену, а с этой, как тут все сошлось, вот она стала приезжать, сочувствовать… а тот, а почему бы нет, посватались… она производила впечатление более старшей по возрасту… у нее был аскетичный вид… даже внешне… не очень красивый… ну кто бы мог подумать… Дело в том, уж не знаю, говорить ли вам это. Дело в том, что мачеха у нее жениха отбила. Она чуть было не развелась с Иваном Владимировичем даже когда была больна, тяжело больна. Отвезли ее за границу, а там Тигр этот, революционер. И она заявила Ивану Владимировичу, что она с ним разводится, что она полюбила этого человека. Ну, хорошо, что Иван Владимирович намного ее старше, на 21 год, умудренный опытом жизни человек, мудрый вообще от природы…
Он ее как то уболтал, что мол у того ни жилья, ничего, куда можно за ним ехать, он можно сказать беспризорный. Он ее остудил, она одумалась и решила не уходить. А до этого была история с Аркадием Яковлевичем. Вы читали воспоминания Анастасии? Сколько там восторгов о Ласточкине, репетиторе… Иван Владимирович очень демократичный человек. Когда он увидел, что какие-то между Валерией и тем завязываются романтические отношения, он призвал ее к себе и сказал, доченька, вот он может быть постесняется, я профессор, а он бедный студент, который вынужден летом подрабатывать репетитором, он может постесняться прийти просить твоей руки. Я даю тебе благословление, чтобы ты знала, если он будет делать предложение, я возражать не буду. Я тоже был бедным когда-то, может быть он будет еще лучшим профессором, чем я, кто может знать. Она была окрыленная, тем более, что к этому как будто все и шло. А потом была эта история. Она приехала из путешествия, отец ее встречает на вокзале. Он вообще домосед, не любил рестораны, а тут, вдруг говорит, зайдем в ресторан пообедаем. Она очень удивилась и поняла, что он хочет поговорить и чтобы никого не было из домашних. Дома уже пироги напекли и все там бегают в ожидании их приезда. И он ей сказал – если у тебя остались от него какие-то письма – верни, а если у него есть твои письма – потребуй назад. Этот молодой человек от дома отлучен.
Короче, что там случилось. Он заходит в дом, а Мария Александровна сидит на коленях у этого молодого человека весьма в определенной позе… ну, надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться чем тут молодые люди занимаются. Поэтому очень недобро Валерия Александровна вспоминала о Марии Александровне. Очень недобро о ней писала и ей она ставит это в вину. Видимо, какие-то чувства к этому молодому человеку были. Скорее всего - первая любовь. И, видимо эта обида оказалась слишком велика. Вот так я понимаю. У нее это осталось навсегда. Она попыталась сгладить, написать мол… это как-бы все несерьезно, подумаешь… но не могла Марии Александровне этого забыть. В своих «Записках» она немного пишет об этом»
Я знал о существовании «Записок» из купленного в Интернет-магазине сборника, посвященного Марине Цветаевой. Но там Валериных всего лишь несколько страниц…
«Музей Цветаевых в Иваново выпустил книгу с воспоминаниями Валерии Цветаевой. Мы – филиал Калуги – своих денег у нас свободных нет. Вообще, о Валерии Цветаевой очень немного материалов. Екатерининское училище – я перерыла там все архивы – о ней, как об учащейся я ничего не могла найти. Нашла ее в одной бумаге в списках преподавателей. Это в РГАЛИ г. Москвы. Чему там учили? Танцы, безусловно, были. Ее туда отдали в 12-летнем возрасте, в 1895 году.
В 1897 году – преподаватель по русскому языку и литературе, еще французскому языку. В Екатерининском институте была низшая и высшая стадия обучения. Если вы хорошо выучились, вы переходили в высшую стадию и получали звание учителя. А это давало право учить и преподавать, тоже, на каком уровне, начальные или… До революции она участвовала в организации первых детских дошкольных учреждений. Она организовывала первые школьные музеи. И, между прочим, школьные музеи оформлял сам Василий Дмитриевич Поленов. Потом есть данные, что она училась в балетном классе Большого театра. Материалов нет. Скорее всего, это были вечерние… для себя».
Вот собственно и все, что есть здесь про Валерию. Правда, еще фотография на стене… Мы фотографируемся на память и выходим на улицу, где уже собралась очередная партия экскурсантов.
Вот таких –
В центре в соломенной шляпке, полноватая, низенького роста, директор музея Климова Евгения Михайловна.
«…немножко влево – поворот – вот этот поворот влево – это ваш поворот. Крайний буквально дом – улица Ефремова дом 13 – это дом Валерии Ивановны – 15-й – Ариадны.
Здесь, недалеко и кладбище… А там… если в гору, та самая церковь, где они жили и занимались…». Признаться честно, то пребывание в Тарусе мне не очень то понравилось. И если говорить о городе, как о живом организме, то не понравилось в первую очередь его недоброе отношение ко мне. Вернее сказать «её» - Тарусиной.
Она меня не встретила как дорогого гостя. Не причесала свои поля, заросшие дикими цветами. Не пригладила проезжие дороги и многого не хотела показать и рассказать. На мои немые вопросы отвечала угрюмым молчанием… мол, разбирайся сам со своей Цветаевой.
А как тут разобраться, если дом Валерии, что по улице Ефремова, уже снесли, и на его месте строится другой дом и для других людей. Хотя остался прежний номер - 13. Именно сюда, 13 августа 1966 года пришла Наталья Львовна Дружинина, благодаря которой мне стало известно, как умирала Валерия Цветаева.
Найти могилу Валерии было не просто. На кладбище лишь, хоть и в тесноте, одинокие кресты. Но, вдруг, над одним из надгробных камней, стала вырастать чья-то спина. Немного повырастала и опять исчезла. А через секунду снова стала вырастать. «Зомби» оказался обычным посетителем - поправлял могилу. На вопрос, не знает ли он, где…? Ответил, махнув рукой – где-то там. «Где-то там» - все же помогло.
На камне две овальные фотографии – слева Валерии Цветаевой, а справа ее мужа Шевлягина Сергея Иасоновича.
Между ними крест. Если Шевлягина я видел в первый раз, то Валерию четвертый. На страницах книги «Воспоминаний» Анастасии, потом здесь, в Тарусе, на стене музея.
В книге она с Д. И. Иловайским. Со своим дедом. Но есть еще одна, снятая около дачи в Тарусе. Слева направо: И. В. Цветаев, Лера, Андрей (ее брат), Анастасия, Марина, Мария Александровна и гувернантка Мария Генриховна. 1902 г. Я, конечно, мог бы ее отсканировать, но вы почти ничего не увидели бы кроме самой трехэтажной дачи. Ни лиц, ни деталей одежды. Совершенно не контрастные, черно-белые силуэты. Один лишь Иван Владимирович чуть виден, и то потому, что вышел немного вперед. Лера с Андреем стоят, и он одного с ней ростом, Анастасия, Марина и Мария сидят, а гувернантка стоит. И все позируют. Они - фотографируются. Видно плохо, но красиво. Эти высокие деревья у дачи, сама дача с балясинами на третьем этаже, и Лера, с наклоном головы от меня влево, а от себя наоборот. У всех головы совершенно прямо, а у нее немного влево. Чуть-чуть, влево. Этот же наклон и на фотке с дедом. Тонкие губы с поджатой углами вниз верхней губой, прямой совершенно ровный нос и глубокие глаза. У деда прищуренные, а у нее раскрытые. Не открытые, а именно раскрытые и смотрящие не в объектив фотоаппарата, а чуть вверх. В музее эта…
Есть подпись:
После спектакля. Сидят Л. Добротворская, И. Изачик, А. Цветаева. Стоят В. Изачик, Н. Добротворская, В. Цветаева. Таруса 1902 г.
Значит Лере – 19 лет.
Она в военной форме, не по размеру большой и поэтому кажется прилично располневшей и с большим животиком. Видно - карикатурила, изображая бравого солдатика. Фуражка набок, ремень – тоже, нога вперед, а руки подбоченясь. Самодовольная улыбка. На фото на могильном камне, голова также, чуть с наклоном, но только влево. И здесь она моложе, чем на всех других. Грустная. Одета в черное и похожа на гимназистку Екатериненского университета.
Анастасия Цветаева, в тщетных поисках могилы Марины, делала снимки простеньким шкатулочным аппаратом - у меня же был цифровой кэнон. Я тоже делал снимки. Но снимал на обратном пути, чтобы потом было легче найти. Написал «потом», а потом подумал, когда это потом, и зачем? Но разве Ариадна не любила свою мать, когда писала Анастасии, что никогда не поедет в Елабугу. «Мамы для меня там нет. Мама для меня в ее творчестве, в ее книгах».
Анастасии, чтобы сделать снимки, приходилось отдавать пленки местному фотографу - я свои фотки видел сразу. На одной из них я обнаружил могилу Чибисова и ворону на его оградке. Интересно, кто из них сейчас старше? Может быть ворона видела ночью двух девчонок, лежащих на Таруском кладбище. Под их головами по тому «Война и мир», а в головах нечто подобное. Но только наоборот. Сначала мир, а потом война.
«Из нашей дружбы с Мариною в те дни помню такой случай. Как-то под вечер шли мы вдвоем из Тарусы от Добротворских к себе домой. Несли мы 2 толстых тома «Войны и мира» в крепких переплетах. Шли берегом, мимо кладбища. И захотелось Марине заночевать на кладбище! Дома беспокоиться о нас не стали бы, думая, что мы остались у Добротворских. Я легко согласилась: было лето, тепло. Ушли мы подальше от дороги, зашли за кусты на краю кладбища, положили себе по тому «Войны и мира» под голову и залегли. Уже смеркалось...»
«…И кажется мне, что Марина и не «закрывает глаз», а как-то органически не чувствует других людей, хотя бы и самых близких, когда они ей не нужны. Какие-то клавиши не подают звука.
В жизни это довольно страшно.
Ее нельзя назвать злой, нельзя назвать доброй. В ней стихийные порывы. Уменье ни с чем не считаться. Упорство. Она очень способна, умна. Труд над тем, что ей любо, — уже не труд, а наслажденье. Это, конечно, огромно. И она еще только подросток. Время скажет свое. Только чувствую: от Марины близкой, младшей, родной отхожу... Без слов, как-то само собой, внутренне трудно…»
/Марина Цветаева в воспоминаниях современников. М.: Аграф, 2002.- 352с. Валерия Цветаева. Из «Записок». С. 11; 15/
«…А не приходил ли Черт к самой Валерии? Ведь она-то не знала, что он ко мне приходит, так же и я, могла не знать, что он — к ней. (Бескровное смуглое лицо, огромные змеинодрагоценные глаза в венце чернейших ресниц, маленький темный сжатый рот, резкий нос навстречу подбородку, — ни национальности, ни возраста у этого лица не было. Ни красоты ни некрасоты. Это было лицо — ведьмы.) И все же — нет. Нет, ибо она после Екатерининского института поступила на Женские курсы Герье в Мерзляковском переулке, а потом в социал-демократическую партию, а потом в учительницы Козловской гимназии, а потом в танцевальную студию, - вообще всю жизнь пропоступала. Первая же примета его любимцев — полная разобщенность, отродясь и отовсюду — выключенность…»
/Цветаева М. И. Автобиографическая проза. – М.: Сов. Россия, 1991. – 352 с.. ЧЕРТ – с.90/
Валерия с ужасом читает, что пишет, о чем вспоминает Марина.
Столовая
Столовая, четыре раза в день
Миришь на миг во всем друг другу чуждых.
Здесь разговор о самых скучных нуждах,
Безмолвен тот, кому ответить лень.
Все неустойчиво, недружелюбно, ломко,
Тарелок стук... Беседа коротка:
«Хотела в семь она прийти с катка?»
«Нет, к девяти», — ответит экономка.
Звонок. «Нас нет: уехали, скажи!»
«Сегодня мы обедаем без света...»
Вновь тишина, не ждущая ответа,
Ведут беседу с вилками ножи.
«Все кончили? Анюта, на тарелки!»
Враждебный тон в негромких голосах,
И все глядят, как на стенных часах
Одна другую догоняют стрелки.
Роняют стул... Торопятся шаги...
Прощай, о мир из-за тарелки супа!
Благодарят за пропитанье скупо
И вновь расходятся до ужина враги.
В Тарусе, на берегу Оки, немного ниже и левее от церкви, побывал я еще у одного «надгробного» камня, на котором написано - «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева».
В принципе, на камне у Леры можно было бы написать - «Здесь не хотела бы лежать Валерия Цветаева».
Если помните -
«…"Вы хотите, чтобы я позвонила Евгении Михайловне и она увезла вас в Москву?" Валерия Ивановна кивнула. Потом сложила руки крестом на груди и указательным пальцем правой руки четко и определенно показала на землю. Я поняла - чтобы похоронили в Москве…». В Москву хотелось и мне. Имея московский телефон Морозовой-Утенковой, которая у меня единственная из тех, кто видел Валерию, разговаривал с ней…
Из архива курсов «Искусство движения».
Е.П. Чернов, кандидат искусствоведения.
оставить комментарий
RSS 
