С чего начинается цирк
Можно сказать: с вешалки. Сказать так значит повторить известный афоризм Константина Сергеевича Станиславского.
И все же начало цирка — это музыка, это гремящая начищенной медью развеселая увертюра, это легкий взмах занавеса, это микрофонно-зычный глас инспектора манежа: «Представление начинается!..» — И — парад, парад-алле, каскад улыбок, ослепительный блеск цирковых нарядов, легкая поступь воздушных гимнастов, прыжки акробатов, летающие булавы жонглеров, шутки клоунов, стихи, песни, танцы. Одно слово — парад!
А что, собственно, значит это слово?
Во всех толковых словарях парадом называют торжественное шествие. Цирковая энциклопедия нс ограничивается объяснением лишь одного термина, прибавляя к нему, следуя цирковой специфике, другие слева, столь же привлекательные для слуха: парад-алле, парад-антре, парад-пролог. Что касается первых двух словосочетаний, то с ними в цирке все в полном порядке. И «антре» есть, и «аллеи не забыто. Некий знаток цирка с многолетним стажем, посмотревший не одну сотню программ, уверял меня, что все парады в цирке делятся на два типа. Первый: когда участники программы стройными рядами выходят из форганга, проходят колонной через манеж до главного прохода, весело улыбаются, приветственно машут руками, а потом, разделившись на два потока, возвращаются к форгангу уже вдоль барьеров. Второй тип — то же самое, только наоборот, скачала шествуют вдоль барьера к главному проходу, а возвращаются общей колонной по диаметру арены. Улыбки и приветственные жесты второй вариант, естественно, не исключает.
Прислушавшись к словам вышеупомянутого знатока, я со временем заметил, что он ничего не преувеличил. Ну, конечно, конечно, участники таких парадов часто вооружаются букетами искусственных цветов, разноцветными лентами или флагами, оркестр играет что-то бравурно-торжественное, чтец произносит высокохудожественные стихотворные строки про силу, молодость, литые мускулы, трудовой подъем, красоты весны, о также лета, осени, зимы — в зависимости от времени года на дворе, иногда включается магнитофонная запись с песней аналогичного содержания, иногда артисты в манеже не очень стройно подхватывают ее припев. Но смысл парада от всех этих добавочных атрибутов не меняется: от центра — по краям, от краев — по центру. Нечего сомневаться, ломать голову, придумывать нечто необычайное — не в параде дело. Главное — номера. Главное — мастерство артистов: жонглеров, канатоходцев, акробатов, гимнастов. Главное — шутки коверных. А парад, дескать, штука обязательная. Отделаться от него поскорее — и ладно.
Да, я и не стану спорить с определением глазного в цирке. Я просто хочу порассуждать о роли парада в цирковом представлении, о его месте в нем, о том самом третьем словосочетании — парад-пролог, которое в цирковой энциклопедии объясняется так: театрализованное выступление всех участников, раскрывающее общую тематическую направленность программы. Заметили: не шествие, не проход — выступление.
Главный режиссер одного большого стационарного цирка в большом промышленном городе выслушал как-то мое гневное обвинение в лености, в нежелании просто сесть и просто придумать интересный и нестандартный парад-пролог для новой программы, а не подменять его палочкой-выручалочкой парада-антре, выслушал терпеливо, сказал мне не без гнева:
— Откуда у меня время? К нам в цирк артисты съезжаются дня за два, а то и за день до премьеры. Им свои номера прогнать некогда, где уж тут о прологе думать!
Он был по-своему прав, этот одаренный режиссер, прославившийся в городе постановкой массовых праздников а на стадионе, в городском парке — к 7 Ноября или ко Дню Победы. И все же я не хочу снимать с него мои обвинения. Во всяком случае, целиком. Он мог попробовать. Вот так: просто сесть и просто написать. И может быть, даже успеть поставить. Не обязательно точно к премьере — можно и немного попозже.
Артисты цирка прежде всего — артисты. И никто из них не откажется от роли, если это будет действительно роль в необычном мини-спектакле, именуемом прологом. Так, во всяком случае, мне кажется.
Можно без конца говорить о достоинствах театрализованного представления, поставленного в Киевском цирке в дни празднования 30-летия Победы в Великой Отечественной войне, можно вспоминать другие знаменитые спектакли на арене: аКарнооал ив Кубе», «Пароход идет «Анюта», «Бахчисарайскую легенду». Но не об этом сейчас речь. А речь о том, с каким восторгом вспоминали цирковые артисты о своем участии в них, и о тех совсем не цирковых ролях, которые им довелось сыграть. Отсюда мое убеждение в артистическом энтузиазме, когда дело дойдет до постановки театрализованного пролога. Выходит, слово все-таки за режиссером. Ну и за автором, конечно...
— Москвичам хорошо, — сетовал все тот же режиссер, — времени — вагон. Придумывай — не хочу.
А москвичи хотят и придумывают. И у всякого, почти у всякого, представления в Московском цирке есть свой собственный парад-пролог, который надолго запоминается зрителем.
В те же весенние месяцы 1975 года цирк на Цветном бульваре начинал свою программу с пролога, где в лаконичной и емкой форме представали перед нами первые дни войны. Прямо с циркового манежа уходили на фронт артисты, как когда-то, в далеком уже сорок первом, ушли в армию тугановцы вместе со своими конями, привыкшими к щелканию бичей, а не к лаю автоматных очередей и грохоту орудийных разрывов. Возникала на арене в цветной полутьме софитов картина солдатского привала — с непременной «Землянкой», вполголоса, под гармонь, с импровизированным выступлением вчерашних гимнастов — сегодняшних бойцов. Короткий привал сменялся яростной атакой, решенной опять-таки цирковыми средствами: здесь уже показывали себя акробаты-прыгуны, «штурмующие» город, выстроенный в тринадцатиметровом круге арены. И вот уже встречали цветами жены своих мужей, вернувшихся с победой домой — в свой город, в свой цирк, к своему обычному делу.
Наивно, скажете вы, решение — «о лоб», как говорится. Может быть, и наивно. Но цирковой спектакль не требует драматургической точности театра. Его форма — это форма плаката, хотя, на мой зрительский взгляд, сцена солдатского привала в спектакле-прологе, поставленном народным артистом РСФСР Марком Местечкиным вполне могла быть перенесена на театральную сцену.
Но плакат-то плакату рознь. Один остается надолго, попадает на выставки и на страницы альбомов, по нему могут учиться художники-плакатисты. Другой забывается мгновенно и прочно, ибо нет в нем ничего, кроме холодного и равнодушного профессионализма.
Вот вам еще один пример плакате. (Кстати, позволю себе в дальнейшем называть парады-прологи именно плакатами, раз уж я принял для себя это условное сравнение.) В Государственном училище циркового и эстрадного искусства молодые выпускники всегда тщательно готовят свои дипломные программы, стараются, как говорится, показать товар лицом. Это относится и к прологам. В 1974 году цирковой спектакль на учебном манеже нанимался тоже шествием, флагами, стихами, песнями — весь привычный табор традиционных парадов. Но само название представления — «На манеже — юность» заставило постановщиков, заслуженного деятеля искусств РСФСР А. Волошина и А. Крюкова, прибегнут» к этому «набору» именно потому, что юность — это и песни, это и костры палаточных городков где-нибудь на БАМе или КамАЗе, это и флаги, поднятые над первой домной, первым цехом завода, первым зданием будущего города, воздвигнутого руками молодых. И то, что артисты посвятили спектакль своим ровесникам — рабочим, строителям, геологам, нефтяникам, — родило цельный и запоминающийся пролог, который стал верной запевкой ко всей программе — задорной, веселой, молодой.
К столетию Рижского цирка Латвийский коллектив поставил программу, начинавшуюся с пролога-интермедии «Старый цирк». Идея нехитрая: вот так было сто лет назад, а вот так — сегодня. Сравнивайте, товарищи, удивляйтесь небывалым переменам, происшедшим за минувшие сто лет. На импровизированный помост перед занавесом один за другим выходили непременные участники старых цирковых представлений: непобедимый силач, швыряющий пудовые гири, будто детские резиновые мячики, прекрасная и грациозная женщина-змея, заставляющая усомниться в правоте анатомии, утверждающей, что человеческие кости не гнутся, таинственный в своей потусторонности маг-факир, и только один раз« совершающий «неповторимые и необъяснимые» фокусы, балаганный расписной зазывала, читающий, кстати говоря, очень недурной стихотворный текст — в духе того давнего и невзыскательного времени, милый текст, автор которого о программке, к сожалению, не упомянут.
Но вот беда: эта интермедия, долженствующая стать именно прологом, таковым не становится. Текст прочитан. Фокус продемонстрирован. Бицепсы и трицепсы — в изобилии. Гибкость женщины-змеи — вне всяких сомнений. Поклоны, комплименты, аплодисменты. Переходим, дорогие зрители, к следующему номеру нашей программы. «А где логика? — закономерно удивимся мы. — Где необходимая связь пролога со всей программой, тот переход, который делает цельным все представление? Нет его. А жаль.
Можно делать пролог, отталкиваясь от цирковых профессий участников программы. Можно придумывать совсем уж оригинальные спектакли-прологи, как это делают Александр Волошин в цирковом училище, или Марк Местечкин хотя бы только в программе «Кругом 13», или в описанной выше юбилейной постановке ко Дню Победы. Можно вспомнить Виталия Лазаренко, открывавшего парад стихами, которые он читал, стоя на трапеции над манежем, что под силу лишь цирковому артисту, а значит, принадлежит только цирку. Можно использовать в прологе средства иллюзионного искусства, как это придумал Анатолий Шаг, выпуская участников программы из... ничего — по всем правилам иллюзии, а значит, и цирка. Все можно, если есть желание у режиссера сделать свою работу оригинальной, нестандартной, если хотите, талантливой. Если он все-таки человек творческий.
А ведь как часто этого желания, к сожалению, нет. Вот тогда-то и возникают эти два «типа» парадов. И идут по арене, как всегда, — по центру и по краям — усталые артисты, недовольные тем, что втягивают их в скучное и однообразное «алле» и «антре», отрывают от подготовки к собственным номерам, где они сами представят себя зрителям. А тут их разве запомнишь, даже если инспектор внятно и членораздельно произнес их фамилии?
Возвращаясь к толкованию слова «парад», напомню и такое его значение: «Маневр в борьбе... имеющий целью отвести удар противника». С кем же борется режиссер, устраивающий артистам бессмысленное хождение взад-вперед по арене? Неужто со зрителем? Неужто его «удар» хочет он отвести от себя? Дескать, был парад, был, стоит галочка, всесильная птичка в отчете о творческом процессе, а уж за качество — не обессудьте.
Что ж, зритель не обессудит. Главное-то в цирке — акробаты, жонглеры, воздушные гимнасты, клоуны, фокусники, джигиты. Но как же они умеют работать а парадах-спектаклях, поставленных взыскательными режиссерами, не признающими вышеуказанного толкования термина «парад»! И зритель благодарен им за это. И цирку благодарен, искусству цирка — именно искусству: от парада до эпилога, когда все тот же инспектор манежа с грустью сообщает: «Представление окончено», и гаснут лампы, и хлопают сиденья стульев, и уходят зрители из цирка, два с лишним часа прожившие в сказке.
Не отнимайте ее у них.
Сергей Абрамов
оставить комментарий